— Боже, да скажи же ты что-нибудь, чего я не знаю, — бормочет Люси.
Думай, думай! Что-то же она видела.
Черные волоски на кровати. Длинные вьющиеся волоски. Черт! Почему ты ее не спросила?
Люси снимает и кладет на стол наушники. Оглядывается. Рекордер продолжает записывать.
— Черт! — шепчет она. Ни номера телефона, ни фамилии Кейт она так и не узнала, а заниматься поисками сейчас нет ни времени, ни желания. Позвонить? Кейт скорее всего не ответит.
Она переходит к другому столу, включает компьютер и принимается за работу. Два пригласительных билета на премьеру ее нового фильма «Прыжок» в Лос-Анджелесе. Дата — 6 июня. После показа — закрытая вечеринка. Люси распечатывает их на матовой фотобумаге, обрезает по размеру и вкладывает в конверт с запиской: «Дорогая Кейт, спасибо за чудное знакомство! Вопрос на сообразительность: кто та женшина с длинными черными волосами? (Попробуйте угадать!)»
Люси пишет номер сотового, выходит из дому и идет к особняку соседки. Ни на звонок, ни на стук Кейт не отвечает. Она пропустила остановку и скорее всего погрузилась в нирвану. Люси бросает конверт в почтовый ящик и возвращается домой.
Глава 21
Миссис Полссон в ванной, но как попала сюда, не знает.
Ванная старая, здесь все так же, как в начале пятидесятых: похожий на шахматную доску пол из голубых и белых плиток, белая раковина, белый унитаз и белая ванна за сиреневой, с розовыми цветами, шторкой. В стаканчике над раковиной зубная щетка Джилли, на полочке — наполовину пустой тюбик зубной пасты. Миссис Полссон не понимает, как попала сюда.
Она смотрит на щетку и тюбик и плачет еще сильнее. Потом ополаскивает лицо холодной водой, но легче не становится. Миссис Полссон понимает, что нужно взять себя в руки, ей стыдно за свою слабость, и она возвращается в комнату дочери, где ее ждет эта женщина, итальянка, которая живет в Майами.
Ее спутник, полицейский, проявил внимание и принес стул, который поставил рядом с кроватью. Полицейский потеет. В комнате холодно, и миссис Полссон замечает, что окно открыто, но полицейскому жарко — лицо его раскраснелось, на лбу блестит пот.
— Все в порядке, успокойтесь, — говорит ей этот одетый в черное мужчина и улыбается. Улыбка не добавляет ему дружелюбия, но ей нравится, как он выглядит. Он вообще ей нравится, хотя она и не знает почему. Ей приятно смотреть на него, и она чувствует что-то, когда смотрит на него или когда он близко. — Садитесь, миссис Полссон. Постарайтесь расслабиться.
— Вы открыли окно? — спрашивает она, опускаясь на стул и складывая руки на коленях.
— Вы не помните, миссис Полссон, — вопросом на вопрос отвечает мужчина, — когда вернулись из аптеки, окно было закрыто или открыто?
— Здесь всегда так душно. В старых домах трудно регулировать температуру. — Она смотрит на полицейского и на женщину-доктора и нервничает из-за того, что сидит около кровати и смотрит на них снизу вверх. Ей не по себе, ей немного страшно и неловко перед ними. — Джилли почти все время открывала окно, может быть, оно и тогда было открыто. Я постараюсь вспомнить. — Шевелится занавеска. Белые, почти прозрачные, шторы трепещут, будто призраки, под холодным ветром. — Да. Думаю, окно было открыто.
— Вы знаете, что защелка сломана? — спрашивает полицейский. Он стоит неподвижно и смотрит на нее, не сводя глаз. Как его зовут? Миссис Полссон пытается вспомнить и не может. Как же его зовут? Маринара или что-то вроде этого.
— Нет, — отвечает она, и холод обволакивает сердце.
Женщина-врач поднимается, подходит к окну, закрывает его — на руках у нее белые перчатки — и смотрит во двор.
— В это время года вид, конечно, унылый, — говорит миссис Полссон, слыша, как тяжело и глухо ухает сердце. — Другое дело — весной…
— Да, представляю, — говорит женщина-врач. В ее манерах есть что-то такое, что одновременно располагает к ней и отпугивает. Впрочем, сейчас миссис Полссон легко напугать. — Люблю возиться в саду. А вы?
— Да. Я тоже… Думаете, кто-то влез через окно? — спрашивает миссис Полссон, замечая на подоконнике и раме следы черного порошка. Тот же порошок и еще что-то похожее на след от маркера виднеется на стекле, как на внутренней, так и на внешней стороне.
— Я снял несколько отпечатков, — сообщает полицейский. — Не знаю, почему это не сделали те копы, что у вас были. Посмотрим, что они нам дадут. Мне придется взять и ваши, чтобы не проверять лишний раз. У вас ведь, как я понимаю, отпечатки не брали?
Она отрицательно качает головой и снова смотрит на черный порошок на подоконнике и оконной раме.
— Кто живет за вашим домом? — продолжает полицейский в черном. — В том старом доме за забором?
— Какая-то женщина. Довольно пожилая. Вообще-то я ее давно уже не видела. Наверное, пару лет. Не могу даже утверждать, что она еще живет там. Последний раз я видела кого-то несколько месяцев назад. Да, месяцев шесть назад. Я тогда собирала помидоры. У меня небольшой огородик возле забора, и прошлое лето выдалось таким урожайным на помидоры, что их просто девать было некуда. Помню, что за забором кто-то был, но что она делала, сказать не могу. У меня почему-то осталось впечатление, что соседка не очень дружелюбная. Вообще-то я даже не уверена, что это была та самая женщина, что жила там лет восемь или десять назад. Она была очень старенькая. Может быть, уже и умерла.