— Люси, ты зачем мне позвонила? Испортить настроение? Зачем ты это делаешь? Пожалуйста, перестань. Мне и без того нелегко.
Люси молчит.
— Люси? Ты меня слышишь? — спрашивает Скарпетта.
— Слышу.
— Не люблю разговаривать по телефону. Мы не виделись с сентября. Думаю, ты меня избегаешь.
Глава 24
Он сидит в гостиной, расстелив на коленях газету. С улицы доносится звук подъезжающего мусоровоза.
Дизельный двигатель гулко урчит. Мусоровоз останавливается в конце подъездной дорожки, и к ритмичному стуку мотора добавляются пронзительное завывание гидравлического подъемника и глухие удары мусорных баков о металлические стенки кузова. Рабочие швыряют пустые контейнеры, и мусоровоз с громыханием удаляется.
Доктор Маркус сидит в большом кожаном кресле в гостиной. Перед глазами пляшут круги, дыхание сбивается, сердце колотится от ужаса. Он ждет. За мусором сюда, в Уэстем-Грин, приезжают два раза в неделю, в понедельник и четверг, около половины девятого. В эти дни он всегда опаздывает на совещание, а недавно вообще не явился на работу. И все из-за мусоровоза и тех громил, что на нем приезжают.
Теперь они называют себя уже не мусорщиками, а инженерами санитарной службы, но это не важно. Не важно, как называют себя эти смуглолицые громилы в темных комбинезонах и кожаных рукавицах.
Не важно, как называют себя эти смуглолицые громилы в темных комбинезонах и кожаных рукавицах. Не важно, как называют их другие и что считается политкорректным в наши дни. Доктор Маркус боится мусоровозов и мусорщиков, и эта фобия только прогрессирует с того дня, как он переселился сюда четыре месяца назад. Они пугают его, и поэтому он не выходит из дома, пока страшная машина и страшные люди в темном не сделают свое дело и не уедут. Некоторое время назад он начал ходить к психиатру в Шарлотсвилле, и с тех пор дела вроде бы идут на поправку.
Доктор Маркус сидит в кресле и ждет, пока утихнет сердце, пройдет головокружение, уляжется тошнота и успокоятся нервы. Потом встает. На нем пижама, халат и комнатные тапочки. Одеваться, пока не проехал мусоровоз, нет смысла, потому что в ожидании жутких утробных звуков, глухого клацанья и натужного воя он потеет, его трясет озноб, а ногти на пальцах синеют. Доктор Маркус идет по дубовому полу, выглядывает в окно и видит брошенные на углу зеленые контейнеры. Он вслушивается в затихающий шум, удостоверяется — хотя и знает их маршрут, — что мусоровоз скрылся из виду, а не ползет назад и возвращается на место.
Машина уже далеко, рабочие опорожняют баки где-то на соседней улице, потом они свернут на Паттерсон-авеню, а куда отправятся дальше, того доктор Маркус не знает или не хочет знать, — главное, что они ушли. Он еще раз смотрит на свои контейнеры, неосторожно оставленные мусорщиками у самой дороги, и решает, что выходить еще небезопасно.
Приняв такое решение, он идет в спальню, повторно проверяет, включена ли охранная система, снимает сырую от пота пижаму и отправляется в ванную. В душе доктор задерживается ненадолго. Умывшись и согревшись, он вытирается насухо и одевается для работы, радуясь, что приступ остался позади, и стараясь не задумываться о том, что может случиться, если болезнь настигнет его в общественном месте. Главное, находиться в этот момент вблизи дома или офиса и тогда можно спрятаться за закрытыми дверями и переждать бурю.
В кухне доктор Маркус принимает оранжевую пилюлю. Антидепрессант и одну таблетку клонопина он уже принял рано утром, и сейчас время для второй. В последние месяцы ежедневная норма выросла до трех миллиграммов, что не может не огорчать, — ему вовсе не хочется зависеть от бензодиазепинов. Психиатр в Шарлотсвилле говорит, что беспокоиться не о чем. Если не злоупотреблять алкоголем или другими сильнодействующими средствами — а доктор Маркус ни к одному, ни к другому не притрагивается, — с клонопином проблем не будет. Лучше принимать клонопин, чем жить в постоянном давящем страхе перед приступами паники и прятаться за закрытой дверью, чтобы не потерять работу или не предстать перед всеми в жалком состоянии. Он не может позволить себе лишиться работы. Он не богат, как Скарпетта, и не может позволить себе терпеть оскорбления и унижения, которые она, похоже, переносит легко и спокойно и глазом не моргнув. До назначения на должность главного судмедэксперта штата, должность, которую она занимала много лет, доктор Маркус прекрасно обходился без клонопина и антидепрессантов, а теперь у него, по словам психиатра, коморбидное расстройство. То есть не одно расстройство, а два. В Сент-Луисе он иногда не ходил на службу и практически никуда не ездил, но при этом справлялся со своими обязанностями. Да, жизнь до Скарпетты была сносной.
В гостиной доктор Маркус снова смотрит на большие зеленые баки и прислушивается — не гудит ли мусоровоз. На улице тихо. Он накидывает старое серое пальто, натягивает старые черные перчатки из свиной кожи и на мгновение останавливается у двери, прислушиваясь уже к себе. Все вроде бы в порядке. Доктор Маркус отключает сигнализацию, открывает дверь, быстро доходит до конца подъездной дорожки, оглядывает улицу и, не обнаружив опасности, откатывает контейнеры к гаражу, где им и положено быть. Все хорошо.