Кофе готов. Скарпетта разливает его по чашкам и достает ложечки. Пьют стоя. Миссис Полссон вдруг начинает плакать. Она закусывает нижнюю губу, но слезы катятся и катятся.
— Я не пойду в суд. — Она качает головой.
— Я бы тоже предпочла такой вариант, — говорит Скарпетта, отпивая кофе. — Можете объяснить, зачем вы это делали?
— Чем люди занимаются вдвоем, их личное дело. — Миссис Полссон избегает смотреть на нее.
— Не личное, когда у одного остаются синяки и раны.
Это уже преступление. Вам нравится жесткий секс? Это у вас в привычке?
— Вы, должно быть, пуританка. — Хозяйка опускается на стул. — Думаю, есть много такого, о чем вы даже не слышали.
— Возможно. Расскажите мне об этой игре.
— Спросите у него.
— Уже спрашивала, и он рассказал, но, может быть, есть и другие. Вы ведь давно так развлекаетесь? Начали с бывшим мужем, с Фрэнком?
— Я не обязана вам отвечать, — угрюмо говорит миссис Полссон. — С какой стати?
— Та роза, что мы нашли у Джилли. Вы сказали, что Фрэнк может что-то знать. Что вы имели в виду?
Она молчит, сжимает обеими руками чашку, и лицо у нее злое и напряженное.
— Миссис Полссон, вы думаете, Фрэнк мог сделать что-то с Джилли?
— Кто оставил розу, не знаю. — Женщина поднимает голову, но смотрит не на Скарпетту, а на стену, как и накануне, когда они разговаривали здесь же, в кухне, за этим самым столом. — Я ее не оставляла. Раньше ее не было. По крайней мере мне на глаза она не попадалась. А ящики я открывала за день до того дня. Складывала белье и одежду. Джилли была такая неряха. За ней постоянно приходилось убирать. Она бы, наверно, скорее умерла, чем прибрала за собой. — Миссис Полссон умолкает, поняв, что сказала, и снова упирается взглядом в стену.
Скарпетта ждет, последует ли продолжение. Проходит минута, и молчание начинает давить.
— Хуже всего было на кухне, — говорит наконец хозяйка. — Поест и оставит тарелки на столе. И то ей не нравится, и это. Даже мороженое могла недоесть. Вы не представляете, сколько еды приходилось выбрасывать. — На ее лице появляется тень печали. — И молоко… Никогда не допивала, и оно могло простоять полдня. — Голос ее то падает, то поднимается. — Знаете, как надоедает, когда все время за кем-то убираешь?
— Знаю. В частности поэтому я и развелась.
— И он не лучше. В общем, так и ходила за обоими по дому.
— Что, по-вашему, мог Фрэнк сделать с Джилли? Если, конечно, он что-то сделал. — Скарпетта так тщательно подбирает слова для вопроса, что на него нельзя ответить простым «да» или «нет».
Миссис Полссон не мигая смотрит в стену.
— Что-то сделал. Это трудно объяснить.
— Я имею в виду, физически.
К глазам подступают слезы, и миссис Полссон утирается рукавом.
— Когда это случилось, его здесь не было. Не было в доме. По крайней мере насколько мне известно.
— Когда что случилось?
— Когда я поехала в аптеку. Когда это все случилось. — Она снова вытирает глаза. — Когда я вернулась, окно было открыто. А когда уходила, так не было. Может, она сама его открыла. Я не говорю, что это сделал Фрэнк. Я лишь говорю, что он имеет к этому какое-то отношение. Все, к чему он приближался, рушилось и гибло. Странно, наверно, так говорить о враче. Да вы и сами знаете.
— Мне нужно идти, миссис Полссон. Знаю, разговор получился нелегкий и неприятный, у вас есть номер моего сотового. Если вспомните что-то, что покажется вам важным, звоните.
Хозяйка кивает, смотрит на стену и плачет.
— Может быть, в дом приходил кто-то, о ком нам следует знать. Я не имею в виду Фрэнка. Может быть, он кого-то приводил. Для этих Игр.
Скарпетта идет к двери. Миссис Полссон остается за столом.
— Постарайтесь вспомнить всех, кто здесь бывал. Джилли умерла не от гриппа. Мы должны выяснить, что именное ней случилось. И мы выясним. Раньше или позже. Вы бы ведь предпочли, чтобы это произошло раньше, не так ли?
Молчание.
— Звоните в любое время.
— Звоните в любое время. Я ухожу. Если что-то понадобится, тоже звоните, у вас найдется пара больших пакетов?
— Под раковиной. Если для того, о чем я думаю, то они вам ни к чему.
Скарпетта открывает ящик под раковиной и достает четыре больших пластиковых пакета для мусора.
— Я все-таки возьму. Надеюсь, мне это не понадобится.
Она идет в спальню, забирает сложенное постельное белье, ботинки и футболку и складывает все в пакеты. В гостиной надевает пальто и выходит под дождь с четырьмя пакетами — в двух белье, в других только футболка и ботинки. Дорожка в лужах, и холодная вода просачивается в туфли, а дождь хлещет по лицу ледяными струями.
Глава 32
В баре «Другой путь» темно. Работающие здесь поначалу поглядывали на Эдгара Аллана Поуга с любопытством, потом пренебрежительно и в конце концов совсем перестали обращать на него внимание. Он подбирает стебелек мараскино и неспешно завязывает его узелком.
В «Другом пути» можно выпить «Кровавый рассвет» — фирменный коктейль из водки и чего-то еще, что растекается по дну стакана неровными оранжевыми и красными слоями. Поначалу коктейль действительно напоминает рассвет, но потом, если встряхнуть стакан, водка, что-то еще и сироп перемешиваются, и напиток становится просто мутно-оранжевым. Когда растворяется лед, остатки в стакане напоминают оранжад, который Поуг пил в детстве. Оранжад продавали в пластиковых апельсинах и пили через зеленые соломинки, как бы символизировавшие стебли. Содержимое не отличалось каким-то особенным вкусом, но пластиковые апельсины неизменно обещали нечто свежее и восхитительно-вкусное. Каждый раз, когда они приезжали в южную Флориду, Эдгар Аллан Поуг просил мать купить пластиковый фрукт, и каждый раз его ждало разочарование.