— На День благодарения.
— Она ездила к нему? Или он приезжал сюда повидаться с ней? — мягко продолжает Скарпетта, замечая, что в холле как будто потемнело и похолодало.
— Впервые слышу о красной розе. Никогда ее не видела.
— Мне пришлось заглянуть в ящики, — вставляет Марино. — Вы же понимаете, что так нужно.
— Нужно? Проверять ящики, когда ребенок умер от гриппа?
— Полиция их уже проверила. Может быть, вас просто не было в комнате, когда они осматривали там все и делали фотографии.
Марино отступает в сторону и пропускает миссис Полссон в комнату дочери. Она доходит до комода и останавливается у стены. Марино выуживает из кармана перчатки, натягивает на свои здоровенные руки, выдвигает верхний ящик и показывает хозяйке увядшую и почти засохшую розу, которая так и не раскрылась. Скарпетта часто видит такие в универсамах, где они продаются в прозрачных пластиковых упаковках по цене от одного до полутора долларов.
— Я не знаю, что это такое. — Миссис Полссон смотрит на цветок и заливается краской, становясь почти такой же пунцовой, как эта увядшая роза. — Понятия не имею, откуда она у нее.
Марино вроде бы никак не реагирует.
— Вы, когда вернулись домой из аптеки, видели розу в ее спальне? — спрашивает Скарпетта. — Может быть, ее принес кто-то, кто посещал Джилли во время болезни? Может быть, ее парень? У нее был бойфренд?
— Не понимаю, — отвечает миссис Полссон.
— Ладно. — Марино кладет розу на комод, чтобы она оставалась на виду. — Вернувшись домой из аптеки, вы прошли сюда. Давайте начнем сначала. С того, как вы припарковали машину. Где вы ее оставили?
— Перед домом. Прямо на дорожке.
— Вы всегда ее там оставляете?
Она утвердительно кивает и медленно, опасливо переводит взгляд на кровать, аккуратно застеленную серо-голубым, как глаза у ее бывшего мужа, покрывалом.
— Не хотите присесть? — спрашивает Скарпетта и выразительно смотрит на своего спутника.
— Я принесу стул, — предлагает Марино и выходит из комнаты, оставляя женщин с давно увядшей розой и образцово убранной кроватью.
— Я итальянка, — говорит Скарпетта, рассматривая постеры на стенах. — Родилась, конечно, здесь, но мои бабушка и дедушка жили в Вероне. Вы бывали в Италии?
— Фрэнк был в Италии. — Больше миссис Полссон о постерах сказать нечего.
Скарпетта смотрит на нее.
— Знаю, это тяжело, но чем больше вы нам расскажете, тем вернее мы сумеем помочь.
— Джилли умерла от гриппа.
— Нет, миссис Полссон. Она умерла не от гриппа. Я осмотрела вашу дочь. Я видела слайды. У нее была очаговая пневмония, но Джилли уже шла на поправку. На руках и на спине у вашей дочери обнаружены синяки.
На руках и на спине у вашей дочери обнаружены синяки. Вы можете объяснить, откуда они взялись?
Миссис Полссон шокирована.
— Нет. Но как это могло случиться? — Она смотрит на кровать, и глаза ее снова наполняются слезами.
— Может быть, она ударилась обо что-то? Свалилась? Например, с кровати.
— Нет, не помню.
— Давайте восстановим все шаг за шагом. Выходя из дома, вы заперли дверь на ключ?
— Да. Я всегда так делаю.
— И дверь была заперта, когда вы вернулись?
Марино выжидает, давая шанс Скарпетте. Он и действуют в унисон, легко и без предварительной подготовки, как будто исполняют хорошо знакомый обоим танец.
— Думаю, что да. Помню, что открыла дверь ключом. И сразу позвала ее, чтобы она знала, что это я вернулась. Джилли не ответила, и я подумала… подумала… что она уснула и что это хорошо, потому что ей нужен сон. — Миссис Полссон роняет слезы. — Я подумала, что она уснула с Суити, и еще крикнула: «Эй, надеюсь, ты не притащила Суити в постель».
Глава 19
Она бросила ключи, как обычно, на столик под вешалкой. Через фрамугу над дверью в обшитую темными панелями прихожую просачивался тонкой полоской солнечный свет. В его лучах плавали крохотные белые пятнышки пыли. Она сняла пальто и повесила его на крючок.
— Я звала ее: «Джилли, милая!» — рассказывает миссис Полссон женщине-доктору, чье имя уже забыла. — «Я дома. Суити с тобой? Где Суити? Если он с тобой в постели, а я знаю, что так оно и есть, то вот увидишь, ему это понравится. Приучишь и потом не отучишь. И не говори, что он сам к тебе забрался, у щенка слишком короткие лапки, чтобы залезать на кровать».
Она прошла в кухню, поставила на стол пакеты с покупками. Решила, что раз уж выехала, то надо бы заскочить в бакалейный, и свернула в торговый центр на Уэст-Кэри-стрит. Достала из пакета и поставила на стол две банки куриного бульона. Открыла холодильник. Взяла упаковку куриных окорочков и положила в раковину — размораживаться. В доме было тихо. Она слышала, как тикают часы в кухне, монотонно и размеренно — тик-так, тик-так. Обычно она не замечала этого тиканья, потому что замечать приходилось слишком многое другое.
Она нашла в ящике ложку. В шкафчике — стакан. Налила холодной воды из-под крана. И понесла все — стакан с водой, ложечку и бутылочку с сиропом от кашля — в комнату Джилли.
— Я вошла в ее комнату, — рассказывает миссис Полссон, — и спросила: «Джилли, что такое?» Потому что увидела… Я даже не поняла. «Джилли? Где твоя пижама? У тебя жар? Господи, где градусник? Только не говори, что у тебя снова температура».