В то утро, о котором думает Поуг, сидя в раздвижном кресле в своих голливудских апартаментах и полируя бейсбольную биту носовым платком, Скарпетта вошла в кабину в длинном белом халате поверх зеленой рабочей формы. Ему никогда не забыть, как тихо, бесшумно шла она по выстеленному коричневой плиткой коридору того подземного мира, в котором он проводил свои дни, а позднее и ночи, у нее были тапочки на резиновой подошве — наверное, чтобы не поскользнуться, — и легкая походка, что удивительно, потому что порой ей приходилось проводить на ногах по несколько часов кряду, вскрывая мертвецов у себя наверху. Странно, но к ее работе, заключавшейся в том, что она резала людей, все относились с уважением, потому что она врач, а он, Поуг, никто.
Он не закончил школу, хотя в резюме написано, что закончил. Эта ложь, как и другие обманы, так и осталась нераскрытой.
— Это нужно прекратить. Нельзя оставлять каталку в лифте, — сказала она Дэйву, начальнику Поуга, странноватому сутулому парню с темными кругами под глазами и растрепанными крашеными волосами. — Вы, наверное, пользуетесь этой каталкой в крематории, поэтому в кабине полно пыли, а это нехорошо. И возможно, опасно для здоровья.
— Да, мэм, — ответил Дэйв, поднимая из вделанной в пол ванны с розовым формалином обнаженное розовое тело. Тела поднимали с помощью блока, цепляя покойника крючьями за оба уха. По крайней мере так делалось в те времена, когда там работал Эдгар Аллан. — Но каталка не в лифте. — Он указал глазами в сторону побитой, облезшей и местами ржавой тележки, которая стояла у стены, прикрытая мятой полупрозрачной накидкой.
— Я просто напоминаю вам, пока не забыла. Служебным лифтом здесь пользуются немногие, но это не значит, что мы не должны содержать его в чистоте и порядке. Нельзя оскорблять чувства людей.
Вот так Поуг узнал, что она считает его работу оскорбляющей чувства. А как еще, скажите на милость, понимать такое замечание? Да вот только покойников, завещавших тела науке, постоянно не хватает, студентам-медикам не на чем постигать премудрости профессии, и в конце концов где была бы сама Скарпетта без этих самых мертвецов? Где бы она была без трупов, поставляемых Эдгаром Алланом Поугом, пусть даже сама в бытность студенткой ни с одним из них лично и не познакомилась. В колледж Скарпетта ходила давно — она старше лет на десять — и не в Ричмонде, а в Балтиморе.
В тот раз она не разговаривала с Поугом, хотя в спесивости он ее обвинить не может. Каждый раз, спускаясь в анатомическое отделение по каким-то своим вопросам, Скарпетта здоровалась с ним: «Доброе утро, Эдгар Аллан», спрашивала, как дела и где Дэйв. Но в тот раз она к нему не обратилась, а быстро прошла по длинному коридору. Может быть, не заговорила, потому что не заметила его. Потому что искала не его. А если бы искала, если бы посмотрела по сторонам, то увидела бы его у печи, где он, как какая-нибудь Золушка, подметал пыль и кусочки костей, которые только что разбил своей любимой битой.
Так или иначе, важно то, что Скарпетта не посмотрела. Он же, укрывшись в полутемной бетонной нише у печи, смотрел туда, где Дэйв поднимал из ванны розовую женщину. Цепи шли ровно, слегка подрагивая, и женщина покачивалась в воздухе с приподнятыми руками и ногами, как будто все еще сидела в ванне, и тусклый флуоресцентный свет отражался от стальной опознавательной таблички, висевшей у нее на левом ухе.
Наблюдая за ней, Поуг испытывал нечто вроде гордости.
— В новом корпусе, Дэйв, ничего подобного больше не будет. Никаких цепей и крючьев. Будем забирать из холодильников и отвозить в крематорий на тележках. Это же варварство…
— Да, мэм, — сказал Дэйв. — Холодильники — это хорошо. Хотя в ванны помещается больше. — Он нажал кнопку, механизм остановился, и женщина стала раскачиваться, словно на качелях.
— Если, конечно, мне удастся найти немного места. Вы же знаете, как обстоят дела; отвоевывать приходится буквально каждый квадратный фут. Все зависит от площади. — С этими словами Скарпетта подняла голову и задумчиво оглядела свое королевство.
Эдгар Аллан Поуг до сих пор помнит, что подумал тогда: «Ладно, пусть это все: выстеленный коричневой плиткой пол, ванны, крематорий и комната для бальзамирования — сейчас твое королевство. Но когда тебя здесь нет, а это девяносто девять процентов времени, королевство принадлежит мне. И все те, кого сюда привозят, кого перегружают, кто сидит в ваннах, болтается на крючьях и отправляется на поддонах в печь, мои подданные и друзья».
— Я рассчитывала позаимствовать у вас кого-нибудь, кто еще не забальзамирован, — сказала Скарпетта, глядя на висящую на цепях розовую женщину. — Может быть, еще успела бы…
— Эдгар Аллан — парень проворный. Я и предупредить не успел, как он уже провел бальзамирование и отправил ее в ванну, — ответил Дэйв. — Свежих на данный момент нет.
— Ее никто не востребовал?
— Эдгар Аллан? — окликнул его Дэйв. — Эту женщину никто не востребовал?
Поуг солгал тогда, зная, что Скарпетта никогда не возьмет востребованное тело. Но он знал, что старухе было бы наплевать, как с ней обойдутся, — она всего лишь хотела посчитаться с Богом за кой-какие несправедливости.