«На тебя я могу положиться, — сказала тогда Люси. — На других нет. Другие для нее опасны, другие воспользуются ситуацией и выведают у нее все обо мне и о том, чем я занимаюсь».
«Я не психиатр», — сказал Бентон.
«Ей нужен не психиатр, а судебный консультант-психолог, который поможет снять посттравматический стресс. Ты же этим занимаешься. У тебя получится. Ты можешь выяснить, что случилось. Нам обязательно нужно знать, что случилось», — говорила Люси, и она была сама не своя.
Люси никогда не паникует, но тогда она паниковала. Люси убеждена, что Бентон может расколоть кого угодно. Но если даже и так, это еще не значит, что всех можно вылечить. Генри не заложница и не пленница и вольна уйти в любое время. Его очень беспокоит, что она не проявляет ни малейшего желания уходить и даже, похоже, получает удовольствие от пребывания здесь.
За те четыре дня, что они провели вместе, Бентон многое узнал о Генри Уолден. Генри — типичный случай характеропатии.[1] И началось расстройство еще до попытки убийства. Если бы не фотографии с места преступления и не факт проникновения постороннего в дом Люси, Бентон, наверное, усомнился бы в том, что покушение действительно имело место, и о чем думала Люси, когда с ней знакомилась? А она и не думала, отвечает он на свой вопрос. Возможно, это самый правильный ответ.
— Люси позволяла вам пользоваться ее «феррари»?
— Только не черным.
— Значит, серебристым?
— Не серебристым. Этот цвет называется «калифорнийский голубой». А машину я брала, когда хотела. — Она смотрит на него сверху вниз с лестничной площадки, держа руку на перилах — длинные волосы в беспорядке, глаза томные от сна, — словно позирует для мужского журнала.
— Вы сами водили машину, Генри? — Ему нужно знать точно. Пока остается непонятно, как именно нападавший вышел на Генри, а в то, что нападение было случайным, Бентон не верит. Уж слишком велико совпадение — красивая молодая женщина, чужой особняк, чужая машина и не самое подходящее время.
— Я же вам говорила. — Лицо у нее бледное и невыразительное. Только глаза живые, только в них энергия, и эта энергия смущает и беспокоит. — Черную она никому не доверяет, для себя бережет.
— Когда вы в последний раз ездили на голубом «феррари»? — Бентон задает вопрос спокойным, мягким тоном. Он знает, как добывать информацию, и умеет это делать. Сидит Генри в кресле или стоит на лестничной площадке, положив руку на перила, не важно. Как только что-то появляется, всплывает, Бентон старается как можно скорее забрать это у нее, пока оно не уплыло, не утонуло. Не важно, что случилось с ней тогда или происходит теперь, Бентону нужно знать, кто и с какой целью проник в дом Люси. К черту Генри, говорит он себе. Его забота — Люси.
— Вы бы видели меня в той машине, — отвечает Генри, и на бесстрастном, безжизненном лице вспыхивают холодные глаза.
— Вы часто на ней ездили?
— Когда хотела. — Она смотрит на него.
— Каждый день? До тренировочного лагеря?
— Когда хотела, тогда и ездила. — Бледное бесстрастное лицо смотрит на него, и в ее глазах злость.
— Можете вспомнить, когда садились за руль в последний раз? Когда это было, Генри?
— Не знаю. Перед тем, как заболела.
— Перед тем, как простудились? А когда это случилось? Недели две назад?
— Не знаю. — Она заупрямилась и не желает говорить о «феррари», а Бентон и не торопит, не подталкивает, потому что и молчание, и ложь несут в себе свою правду.
Бентон уже научился интерпретировать несказанное. Ясно, что она брала «феррари» в любое время, когда хотела, понимая, что привлекает в нем внимание, и получая от этого удовольствие, потому что для нее главное — быть «оком бури». Даже в свои лучшие дни Генри должна быть центром хаоса и творцом хаоса, звездой ее собственной безумной драмы, и именно поэтому — и только поэтому — полиция и судебные психологи пришли к выводу, что она спланировала и инсценировала покушение на убийство, а реального нападения вовсе и не было.
И все же оно было. Ирония в том и заключается, что эта невероятная, странная и опасная драма реальна, и Бентон тревожится из-за Люси. Он всегда беспокоился за нее, но сейчас тревожится по-настоящему.
— С кем вы разговаривали по телефону? — Генри возвращается к прежней теме. — Руди скучает по мне. Надо было его подцепить. Столько времени растрачено впустую.
— Давайте начнем с того, что вспомним о границах. — Сидя на диване и делая записи, Бентон терпеливо повторяет то, что повторял накануне и двумя днями раньше.
— О’кей, — отвечает она с площадки. — А звонил Руди. Я знаю. Это он звонил.
Глава б
В раковине шумит вода, попискивают и перемигиваются приборы. Скарпетта наклоняется, чтобы получше рассмотреть рану, разорвавшую лицо тракториста.
— Я возьму пробу на алкоголь и углекислый газ, — говорит она доктору Джеку Филдингу, стоящему по другую сторону от тела на стальной платформе.
— Что-нибудь заметили? — спрашивает он.
— Запаха алкоголя не чувствую, и цвет лица обычный. Но на всякий случай. Повторяю, Джек, такие случаи всегда чреваты неприятностями.
На погибшем все еще те самые буро-зеленые штаны, испачканные красноватой глиной и порванные на бедрах. В ранах видны жир, мышцы и сломанные кости. Колесо проехало посередине туловища, но случилось это не у нее на глазах. Скорее всего после того, как они с Марино свернули за угол. Может быть, через минуту или пять минут. Скарпетта знает только, что видела именно его, мистера Уитби. Она старается не думать о нем как о живом, но он снова и снова возникает из памяти — стоит возле громадного колеса, копается в моторе.