— В октябре? Ладно. Что еще он говорил?
— Хотел купить кубинские сигары. Говорил, что заплатит любые деньги. Я сказал, что у нас их нет. Он сказал, что знает. Он и раньше их у меня спрашивал, но не так настойчиво, как в последний раз. Странный такой. Все твердил, что кубинский табак хорош для легких и тому подобное. Что, мол, кубинские сигары можно курить сколько хочешь и вреда от них никакого нет, что даже наоборот, они полезные. Чистые, без добавок и полезны для легких. Мол, имеют какие-то медицинские свойства. В общем, нес чушь.
— Что вы ему сказали? Только не надо врать. Мне плевать, продаете вы из-под полы кубинские сигары или нет. Мне нужно найти его. Если парень думает, что кубинский табак полезен для его гребаных легких, значит, достанет его в другом месте. Если кто на чем зациклился, он свое получит.
— Да, в последний раз он был очень настойчив. Чем ему остальные не угодили, не знаю, так что не спрашивайте. У нас много хороших сигар. Почему они должны быть обязательно кубинскими? Точно зациклился. Как больной, который требует волшебной травы или марихуаны. Или вот еще некоторые, у кого артрит, думают, что их спасут инъекции золота. Предрассудок, вот и все. Да, странный тип. Я отправил его в другой магазин. Сказал, что у нас кубинских не бывает.
— В какой магазин?
— Ну, вообще-то это ресторан. Говорят, у них там можно кое-что купить или узнать, куда обратиться. Это у них в баре. Вроде как — у нас есть все, что пожелаешь. Сам я туда не хожу, но люди говорят. Я к этому никакого отношения не имею.
— Где?
— На Слипе. В нескольких кварталах отсюда.
— Вы знаете места в южной Флориде, где продают кубинские? Может, вы порекомендовали ему какое-то заведение в южной Флориде?
— Нет. — Продавец качает головой. — Я ничего такого не знаю. Спросите на Слипе. Может, они подскажут.
— Ладно. И вот вам вопрос на миллион долларов. — Марино засовывает пакет с чеком в карман брюк. — Вы сказали Поугу, что в том заведении на Слипе можно купить кубинские?
— Я сказал, что кое-кто покупает в тамошнем баре сигары.
— Как оно называется, это место?
— «Страйпс».
Бар называется «Страйпс». Это на Кэрри-стрит. Я потому сказал, что не хотел, чтобы он возвращался. Странный он. Очень странный. Я всегда так думал. Он сюда несколько лет приходит, каждые два или три месяца. Говорит мало. Но в последний раз, в октябре, вел себя уж совсем странно. Принес с собой бейсбольную биту. Я спросил зачем, но он так и не ответил. Все требовал кубинские. Дайте, говорил, мне «Кохибас». Только их и хотел.
— Бита была красно-бело-голубая? — спрашивает Марино, думая о Скарпетте, дробилках, костной пыли и всем остальном, о чем она рассказала.
— Может быть, — отвечает странный мужчина за прилавком. — А в чем вообще дело?
Глава 56
Вокруг серо-белых тополей залегли густые стылые тени. Голые деревья жмутся друг к другу. Чтобы пробраться под ними, Люси и Генри приходится нырять под припорошенные снежком ветки. Снегоступы не мешают им проваливаться по колено, а вокруг, куда ни посмотри, ровная, не помеченная человеческими следами белая гладь.
— Глупее не придумаешь, — говорит Генри, выдыхая белые клубки пара. — Зачем ты меня сюда притащила?
— Нельзя же вечно сидеть в четырех стенах, — отвечает Люси и со следующим шагом проваливается чуть ли не по пояс. — Ты только посмотри вокруг! Какая красота! Даже не верится.
— Не стоило тебе сюда приезжать. — Генри останавливается у тополя, в густой тени которого снег выглядит синюшным. — Мне здесь делать больше нечего. Все, хватит. Возвращаюсь в Лос-Анджелес.
— Тебе виднее.
— Врешь и не краснеешь.
— Давай пройдем немного дальше. — Люси осторожно, убедившись, что не хлестнет идущую следом Генри по лицу, отпускает ветку. Хотя, может быть, Генри и заслуживает небольшого наказания. — Если не ошибаюсь, впереди поваленное дерево. Я заметила его с тропинки, когда шла к тебе, так что сможем отряхнуться от снега и посидеть.
— Околеем. — Изо рта у Генри вырывается облако пара.
— Ты ведь еще не замерзла?
— Мне жарко.
— Если будем замерзать, встанем и пойдем обратно.
Генри не отвечает. Болезнь и последующие события не лучшим образом сказались на ее физической форме. В Лос-Анджелесе, где Люси увидела ее в первый раз, она выглядела прекрасно — изящная, почти миниатюрная, но сильная. В положении лежа Генри выжимала собственный вес, без посторонней помощи делала десять переворотов на турнике и пробегала милю меньше чем за семь минут. Сейчас она с трудом проходит милю пешком. Всего лишь за месяц Генри растеряла всю свою выносливость, и каждый новый день отбирает у нее все новые и новые силы, потому что она потеряла что-то еще, что-то более важное, чем физическая форма. Она потеряла цель. А может быть, думает Люси, у нее никогда и не было никакой цели, а было только тщеславие, которое быстро вспыхивает и так же быстро выгорает.
— Туда. — Люси вытягивает руку. — Я уже вижу его. Вон то громадное бревно. За ним озерцо, а еще дальше оздоровительный клуб. — Она поднимает палку. — Идеальным вариантом было бы закончить прогулку в спортзале, а потом посидеть в парилке.
— Я уже не могу дышать. Такое ощущение, будто легкие после болезни ссохлись и стали раза в два меньше.