Руди возвращается к «феррари» и садится на свое место.
— Поехали. — Машина трогается с места и плавно вливается в дорожный поток. — Какому-то идиоту захотелось поглазеть на твое авто, а ты уже готова превратить пустяк в международный инцидент. Сначала тебе показалось, что за нами увязался коп. Почему? Только потому, что это был черный «краунвик». Потом ты замечаешь, что у тебя не работает чертов радар, и думаешь… Что? Что ты решила? Что за нами гонится мафия? Киллер, готовый расстрелять нас прямо на людном шоссе?
Люси не винит Руди за несдержанность, но позволить ему такой тон не может.
— Не кричи на меня.
— Знаешь что? Ты себя не контролируешь. Ты ненадежна.
— Дело ведь не в этом, верно? — Она пытается сохранить спокойствие и продемонстрировать уверенность.
— Верно, не в этом. Дело в ней. Ты впускаешь ее в свой дом, позволяешь ей там оставаться, и посмотри, что в результате. Тебя могли убить. Ее могли убить. Должны были убить. И если ты не возьмешь себя в руки, случится что-нибудь похуже.
— За ней охотились, Руди. Не сваливай все на меня. Я ни в чем не виновата.
— Охотились? Да, черт возьми, охотились. Но виновата именно ты. Ездила бы на джипе… или «хаммере». У нас же есть несколько «хаммеров». Почему бы тебе ради разнообразия не поездить на одном из них? Ничего бы не случилось, если бы ты не дала ей свой чертов «феррари». Зачем? Покрасоваться. Повыпендриваться. Посмотрите на меня — мисс Голливуд! Господи. И в твоем идиотском «феррари»…
— Ты просто завидуешь. Мне не нравится…
— Да ни черта я не завидую! — орет он.
— Завидуешь. Или ревнуешь. С тех самых пор, как мы приняли ее на работу.
— Дело не в том, что ты приняла ее на работу. Вопрос — зачем? Она что, будет охранять наших лос-анджелесских клиентов? Не смеши меня! Тогда для чего? Что ей у нас делать?
— Не разговаривай со мной так, — негромко и на удивление спокойно говорит Люси. Впрочем, выбора у нее нет. Если ответит ему тем же, они запросто переругаются и Руди сделает что-нибудь ужасное. Например, уйдет. — Я никому не позволю распоряжаться моей жизнью. Я буду ездить на чем хочу и жить где хочу. — Она смотрит прямо перед собой, на бегущие впереди и сворачивающие на стоянки или в переулки другие машины. — И принимать у себя кого хочу. Я не разрешала Генри брать черный «феррари», и тебе это прекрасно известно. Но она взяла, и с этого все началось. Он увидел ее, проследил за ней, а потом случилось то, что случилось. Ничьей вины в этом нет. Даже ее. Она не просила его портить мою машину, выслеживать ее саму и убивать.
— Хорошо. Живи как знаешь, — пожимает плечами Руди. — Мы и дальше будем сворачивать на стоянки, и, может быть, в следующий раз я просто накостыляю какому-нибудь незнакомцу, который просто засмотрится на твой проклятый «феррари». Может быть, я даже подстрелю кого-то. Или кто-то подстрелит меня. Так ведь еще лучше, верно? Ты же этого хочешь? Чтобы меня застрелили из-за твоей дурацкой машины.
— Успокойся. — Она останавливается на красный свет. — Пожалуйста, успокойся. Согласна, я поступила немного опрометчиво. Можно было уладить проблему по-другому.
— Уладить? Что-то я давно не замечал, чтобы ты что-то улаживала. Ты ведь не думаешь. Ты просто реагируешь, как какая-нибудь идиотка.
— Руди, прекрати. Пожалуйста. — Она сдерживается, чтобы не разозлиться и не наделать глупостей. — Ты не должен так со мной разговаривать. Не должен. Не заставляй меня напоминать, кто здесь начальник.
— Ты не должен так со мной разговаривать. Не должен. Не заставляй меня напоминать, кто здесь начальник.
Люси сворачивает налево, на автостраду, и медленно едет вдоль берега. Мальчишки на велосипедах оборачиваются ей вслед. Руди качает головой и пожимает плечами, словно говоря; «Ну, убедись сама». Но разговор о «феррари» уже не просто разговор о «феррари». Для Люси отказаться от поездок на этой машине, изменить стиль жизни означает сдаться, отступить, позволить ему победить. Для нее нападавший — он. Генри назвала его Зверем, и для Люси он — Зверь. Чудовище мужского рода. В этом у нее нет никаких сомнений. К черту науку, к черту улики, к черту все. Она знает, что Зверь — он.
Зверь самоуверенный или тупой, потому что он оставил два неполных отпечатка на стеклянном кофейном столике. Оставил либо по глупости, либо из самоуверенности. Может быть, ему просто наплевать. Поиски в автоматизированной системе идентификации отпечатков результата не дали, а значит, в базах данных нет его стандартной карточки со всеми десятью пальцами. Отпечатки снимают не только при аресте, но и в некоторых других случаях. С него не снимали. И может быть, ему наплевать, что на кровати остались три его волоса, три черных волоса. Да и с какой стати тревожиться? Даже в случаях первостепенной важности анализ митохондриальной ДНК занимает от тридцати до девяноста дней. И при этом нет никакой уверенности, что результат оправдает усилия, потому что централизованной базы данных по митохондриальной ДНК не существует. К тому же анализ митохондриальной ДН К волос и костей в отличие от анализа ядерной ДНК крови и тканей не определяет пол преступника. Оставленные улики — пустяк. И толк от них будет только в том случае, если Зверя удастся задержать как подозреваемого для проведения непосредственного сравнения.