— Да, жаль, — бормочет хозяйка. — Джилли так хотела побывать в Майами… все эти пальмы и розовые фламинго…
Она разливает кофе и ставит на место стеклянный кофейник, делая это неуклюже, нерасчетливым движением.
— Летом Джилли собиралась к отцу. — Женщина устало опускается на дубовый стул с высокой прямой спинкой. — Может быть, они бы тоже никуда не поехали и она бы так и просидела в Чарльстоне. Раньше она там не бывала. — Миссис Полссон опускает локти на стол. — И на побережье тоже. И океан не видела. Только в кино да по телевизору, хотя я и не позволяла ей долго его смотреть. Вы меня вините, да?
— Ее отец живет в Чарльстоне? — спрашивает Скарпетта, хотя и знает уже об этом.
— Да. Переехал туда прошлым летом. Работает врачом, живет в шикарном доме, чуть ли не на берегу. Этот дом что-то вроде местной достопримечательности. Даже включен в туристический маршрут. Знаете, люди платят, чтобы полюбоваться садом. Сам он, конечно, в этом саду ничего не делает, ему на такие вещи наплевать. Если что-то нужно, всегда можно нанять работника или поручить кому-то другому. Так и с похоронами. Я вам так скажу, это его адвокаты во всем виноваты. Они все устроили. Только чтобы досадить мне. Потому что я хочу, чтобы она осталась здесь, в Ричмонде, а он назло мне требует перевезти ее в Чарльстон.
— В чем он специализируется?
— Так, во всем понемногу. Вообще-то он врач общей практики и еще авиационный врач. Вы, наверно, знаете, у них там, возле Чарльстона, большая авиабаза, и Фрэнк проверяет пилотов. Сам мне говорил. Любит этим похвастать. Каждый осмотр — семьдесят долларов. Так что дела у него идут неплохо, у Фрэнка. — Она говорит и говорит, почти без пауз между предложениями, едва успевая глотнуть воздуха и слегка раскачиваясь на стуле.
— Миссис Полссон, расскажите про четверг, четвертое декабря.
Начните с утра, как вы встали. — Скарпетта знает, к чему это приведет, но если не остановить хозяйку сейчас, она так и будет говорить и говорить о бывшем муже, обходя прочие темы и уклоняясь от вопросов. — Вы рано проснулись?
— Я всегда просыпаюсь в шесть. И тогда тоже в шесть проснулась. Мне и будильник заводить не надо — свой имеется. — Она дотрагивается до головы. — Знаете, я родилась в шесть утра, поэтому и просыпаюсь всегда ровно в шесть. Думаю…
— И что потом? — Перебивать невежливо, но, если не перебить, они не выпутаются из этого клубка отступлений до самого вечера. — Вы сразу встали?
— Конечно, сразу. Я всегда сразу встаю. Иду в кухню, делаю кофе. Потом возвращаюсь в спальню, читаю немного Библию. Если у Джилли занятия, то провожаю ее, смотрю, взяла ли с собой завтрак и все прочее. Обычно ее подвозит приятель. Хоть в этом повезло, у нее есть знакомый, и его мать не возражает, чтобы он за ней заезжал по утрам.
— Четверг, четвертое декабря, две недели назад. — Скарпетта подталкивает миссис Полссон в нужном ей направлении. — Вы встали в шесть, приготовили кофе и вернулись к себе почитать Библию. Так? Что потом? — спрашивает она, когда миссис Полссон отвечает утвердительным кивком. — Вы сидели и читали Библию. Долго?
— Не меньше получаса.
— А к Джилли заходили?
— Сначала я за нее помолилась, дала ей немножко еще поспать. Потом, примерно без четверти семь, зашла к ней. Она еще спала, и вся постель была такая взбитая. — Миссис Полссон снова всхлипывает. — Я сказала: «Джилли? Ах ты моя девочка. Просыпайся и давай съедим немножко манной кашки». И тогда она открыла глазки и прошептала: «Мама, я так кашляла ночью, что у меня вся грудь болит». И вот тогда только выяснилось, что у нас кончился сироп. — Женщина останавливается вдруг и смотрит прямо перед собой широко открытыми, затуманенными глазами. — Странно. Наша собачка тогда лаяла и лаяла. Я только сейчас и вспомнила.
— У вас есть собака? Какая? — Скарпетта делает пометку в блокноте. Она знает, как слушать, как смотреть и как не отвлекать того, с кем разговариваешь, а потому оставляет лишь короткую запись, разобрать которую могут немногие.
— И это еще тоже, — говорит миссис Полссон, и губы ее дрожат, голос срывается, а слезы уже текут по щекам. — Суити сбежала! Ох, Господи. — Она уже почти рыдает и раскачивается все сильнее. — Наша малышка, Суити… Когда я разговаривала с Джилли, она выбежала во двор, а потом пропала. Наверно, кто-то не закрыл калитку. Полиция или «скорая». Мало горя, так еще это… Одно к одному…
Скарпетта закрывает блокнот, кладет его вместе с ручкой на стол и смотрит на хозяйку.
— Суити, какой она породы?
— Ее принес Фрэнк, но какое ему до нее дело. Знаете, он ушел на мой день рождения, всего-то шесть месяцев назад. Как так можно поступать с людьми? И еще сказал: «Присматривай за Суити, если не хочешь, чтобы я отдал ее в собачий приемник».
— Какой породы Суити?
— Ему было наплевать на нее, а знаете почему? Потому что ему на всех наплевать, кроме себя самого, вот почему. Джилли так ее любит, бедняжку… так любит… Если бы вы только знали… — Она плачет и слизывает слезы с губ розовым язычком. — Джилли бы не выдержала, если бы узнала…
— Миссис Полссон, какой породы была ваша собака? Вы заявили о ее исчезновении?