Еще один новый факт.
— Когда вы выходили?
— Наверное, сразу после того, как Люси ушла. Она уехала в голубом «феррари». Ну, может, не сразу, — поправляется Генри, глядя в окно на заснеженные, сияющие под солнцем горы. — Я на нее злилась.
Бентон неспешно поднимается и кладет в камин дрова. В трубу летят искры, пламя жадно облизывает сухие сосновые поленья.
— Оскорбила ваши чувства? — Он опускает задвижку.
— Люси не нравится, когда люди болеют. — Генри более сосредоточена, более спокойна. — Не хотела обо мне заботиться.
— А как же лосьон? — Бентон уже решил загадку, но удостовериться никогда не мешает.
— Ну и что? Большое дело. Любезность, не более того. Знаете, многие сделали бы это с большим удовольствием. Это я оказала ей любезность. Она всегда делает только то, что ее устраивает, не больше. У меня болела голова, и мы поругались.
— Вы долго сидели возле бассейна? — спрашивает Бентон, стараясь не отвлекаться на Люси — о чем она, черт возьми, думала, когда знакомилась с Генри Уолден? — и вполне отдавая себе отчет в том, какими обворожительными бывают психопаты, как умеют они втираться в доверие даже к тем, кто вроде бы должен все понимать.
— Не долго. Я не очень хорошо себя чувствовала.
— Минут пятнадцать? Полчаса?
— Около получаса.
— Вы еще кого-нибудь видели? Людей или лодки?
— Не заметила. Наверно, никого и не было. А что сделала Люси?
— Позвонила девять-один-один. Проверила ваши жизненные показатели, дождалась прибытия спасателей. — Подумав, Бентон решает рискнуть и добавляет: — Сделала снимки.
— А пистолет вытащила?
— Да.
— Жаль, что она его не убила.
— Вы постоянно говорите «он».
— Сделала снимки? Сфотографировала меня?
— Вы были без сознания, но вашей жизни ничто не угрожало. Люси сфотографировала вас до того, как появились спасатели.
— Потому что решила, что на меня напали?
— Потому что вы лежали в необычной позе.
— Потому что решила, что на меня напали?
— Потому что вы лежали в необычной позе. Вот в такой. — Он вытягивает руки над головой. — Вы лежали лицом вниз, с вытянутыми руками, ладонями вниз. Из носа шла кровь. На теле были видны следы ушибов. И — это выяснилось позже — у вас был сломан большой палец на правой ноге. Не помните, как это получилось?
— Может быть, ударилась, когда спускалась по ступенькам.
— Так вы помните? — Очередное откровение. — И когда это могло произойти?
— Когда я шла к бассейну. Там каменные ступеньки. Я, должно быть, оступилась. Температура, лекарства и все такое… Помню, что плакала. Потому что было больно. Я даже хотела ее позвать, но потом решила не беспокоить. Ей не нравится, когда я болею или когда мне больно.
— Вы сломали палец, когда спускались к бассейну, и хотели позвать Люси, но не позвали. — Нужно все прояснить.
— Да, точно, именно так, — насмешливо подтверждает Генри. — А где были мои пижама и халат?
— Лежали на стуле около кровати. Аккуратно сложенные. Вы их сложили?
— Может быть. Я была накрыта?
Бентон знает, к чему она клонит, но он должен говорить ей правду.
— Нет. Одеяла были у изножья кровати и свисали с матраса.
— На мне ничего не было, и она меня фотографировала. — Лицо Генри остается безучастным, но взгляд твердый, даже жесткий.
— Да.
— Все сходится. Чего еще от нее ждать. Коп всегда остается копом.
— Вы — коп, Генри. Что бы вы сделали?
— Чего еще от нее ждать, — повторяет она.
Глава 8
— Ты где? — спрашивает Марино, видя на дисплее завибрировавшего сотового номер Люси. — Где находишься? — Он всегда задает этот вопрос, даже если ответ не имеет значения.
Взрослую жизнь Марино провел в полиции, а хороший полицейский никогда не упустит такую важную деталь, как местонахождение. Что толку хвататься за радио и орать «Спасите!», если не знаешь, где находишься. Марино считает себя наставником Люси и не дает ученице забывать об этом, хотя она забыла давным-давно.
— На Атлантическом побережье, — звучит в правом ухе голос Люси. — Я в машине.
— Я не шучу, Шерлок. По-моему, ты в какой-то развалюхе. — Он никогда не упускает возможности отчитать ее за лихачество.
— Зависть человека не красит.
Марино отходит от кофейного киоска, оглядывается и с удовлетворением отмечает, что его никто не слышит.
— Послушай, дела тут не очень. — Он заглядывает в маленькое застекленное окошечко закрытой двери библиотеки — нет ли там кого. Никого нет. — В конторе черт знает что творится. — Телефон крошечный, и Марино постоянно двигает его вверх-вниз, от рта к уху и обратно, в зависимости от того, говорит он или слушает. — Это я так, ввожу в курс дела.
Люси отвечает после короткой паузы:
— Ни в какой курс дела ты меня не вводишь. Говори, что нужно.
— Черт! Это машина так шумит? — Он расхаживает взад-вперед, поглядывая по сторонам из-под козырька бейсболки, в шутку подаренной той же Люси.
— Ну вот, теперь уже я начинаю беспокоиться. — говорит Люси, повышая голос, чтобы перекрыть рев «феррари». — Как я сразу не поняла. Ясно же, что если ты говоришь «плевое дело», значит, дело совсем не плевое. Черт возьми, я тебя предупреждала. Я предупреждала вас обоих: не надо туда возвращаться.
— Проблема не только в девочке, — негромко отвечает Марино.