Скарпетта опускается на пол, вытаскивает из-под кровати картонные коробки, открывает и обнаруживает стопки старых каталогов похоронных бюро и журналов с фотографиями гробов, урн, погребальных одежд и оборудования для бальзамирования. Журналы старые, восьмилетней и более давности. Почтовый адрес соскоблен, так что разобрать можно только отдельные буквы и часть почтового индекса, но этого мало, чтобы узнать то, что ей нужно.
Одну за другой Кей просматривает коробки, проверяет каждый журнал и в конце концов находит на самом дне два или три с полным почтовым адресом.
Она читает адрес, смотрит на него еще раз, растерянно и оторопело, стараясь найти какое-то другое, логическое объяснение, но не находит и начинает звать Марино. Она зовет его и смотрит на журнал, на обложке которого изображен гроб в форме гоночного автомобиля.
— Марино! Ты где? — Скарпетта выходит в коридор, останавливается и прислушивается. Ей трудно дышать, а сердце колотится еще сильнее. — Черт! — бормочет она и быстро идет по коридору. — Куда же ты запропастился? Марино!
Он стоит на крыльце, разговаривая по сотовому, и, когда их глаза встречаются, мгновенно понимает — что-то случилось. Кей протягивает ему журнал.
— Да. Мы будем здесь. И у меня такое чувство, что проторчим весь вечер.
Марино заканчивает разговор. В его глазах то знакомое Кей твердое и суровое выражение, которое появляется, когда он чует след и начинает охоту. Что бы ни случилось — добыча будет его. Он берет журнал и молча смотрит на обложку.
— Браунинг уже едет. Сейчас заскочит в суд за ордером. — Марино переворачивает журнал и видит почтовый адрес. — Твою мать! Док, да это же твой старый офис. Что это значит?
— Я сама не знаю, что это значит. — По старой черепичной крыше тихо стучит холодный дождь. — Может быть, его оставил тот, кто работал у меня.
— Или кто-то, кто знал кого-то, кто работал у тебя. Адрес правильный, служба судебно-медицинской экспертизы. Не лаборатории. Июнь девяносто шестого. Ты тогда еще работала там. Значит, твоя контора его и выписывала. — Марино возвращается в гостиную, подходит к лампе и листает страницы. — Ты должна знать получателя.
— Я определенно не давала разрешения на такую подписку. Зачем нам журнал для похоронных бюро? Нет. Либо кто-то обошелся без моего разрешения, либо выписывал сам.
— И кто это мог быть? — Марино кладет журнал на пыльный столик.
Скарпетта думает и вспоминает тихого молодого человека, работавшего в анатомическом отделении, скромного парня с рыжими волосами, уволившегося по нетрудоспособности, с тех пор она не вспомнила о нем ни разу. Не было причины.
— Есть! — вздыхает она. — Его зовут Эдгар Аллан Поуг.
Глава 41
В особняке цвета лососины никого нет, и он с разочарованием понимает, что планы, очевидно, снова потерпели крах. В противном случае он наверняка обнаружил бы признаки недавней суеты вроде желтой оградительной ленты или услышал что-то в новостях. Он проезжает мимо дома, где живет Большая Рыба, смотрит на почтовый ящик — тот выглядит так же, как всегда. Маленький металлический флажок опущен. И никаких признаков того, что в доме кто-то есть.
Поуг объезжает квартал, возвращается к автостраде и, все еще думая о флажке на почтовом ящике, решает рискнуть и посмотреть еще раз. Флажок определенно был поднят, когда он закладывал в ящик сюрприз для Большой Рыбы. А если химическая бомба еще там? Если она все еще лежит в ящике, раздувшаяся от газов, готовая вот-вот взорваться? Что тогда? Нужно узнать. Нужно проверить. Если не узнать, если не проверить, тогда он будет думать об этом всю ночь. Не сможет ни есть, ни спать. Угольки злости разгораются, что-то тяжелое шевелится в нем, и он дышит прерывисто и часто. Чуть в стороне от шоссе А1А, вдоль Бей-драйв, протянулись аккуратные одноэтажные домики, все как один выкрашенные белой краской. Поуг сворачивает на стоянку, выходит из машины и идет по улице. Солнце повисло над горизонтом; длинные черные пряди падают на глаза, и он убирает их привычным жестом.
Иногда Поуг чувствует его запах. Обычно это случается, когда он занят чем-то или думает о чем-то — вот тогда запах проникает в нос. Описать его трудно. Легче всего сказать, что парик отдает каким-то пластиком, что довольно странно, потому что волосы на нем человеческие, а не синтетические и, следовательно, он не может пахнуть пластиком, если только при изготовлении не использовали какое-нибудь химическое вещество.
Пальмы колышутся на фоне темнеющего неба, тонкие ленты облаков вспыхивают бледно-оранжевым пламенем в лучах закатного солнца. Поуг идет по тротуару, подмечая трещинки в плитах и пробивающуюся через них траву. Он осторожен и не смотрит на дома, мимо которых проходит, потому что люди здесь пугливые и каждый чужак попадает на заметку.
Приближаясь к особняку цвета лососины, Поуг минует большой белый дом, четко проступающий на фоне сумерек, и думает о живущей в нем леди. Поуг видел ее трижды и пришел к выводу, что она заслуживает наказания. Однажды поздно ночью он увидел ее с дамбы в окне третьего этажа. Жалюзи были подняты, и он видел кровать, прочую мебель, огромный телевизор с плоским экраном и мелькающие на нем машины и лица людей. Дамочка стояла голая, прижавшись грудями к стеклу, а потом начала лизать стекло и бесстыдно извиваться. Это было отвратительно. Сначала он испугался, что она заметит его, но потом понял — вся эта сцена предназначена для тех, кто выходит ночью в море, и моряков береговой охраны. Интересно, как ее зовут?