— Ни одна из моих дочерей, — отрезал отец, — не должна здесь появляться. Это совершенно не место для особы женского пола.
И тогда я наконец понял: речь идет о тете Бугго. Но судя по тому, что папа был очень зол, с ней ничего серьезного не случилось.
Нянька, двигаясь задом вперед, выкарабкалась из машины. А когда она выпрямилась, то увидела, что на ступенях стоит человек в форме и смотрит на букольки ее платья — так, словно примеривается каждую повертеть между подушечками пальцев. Нянька смерила его презрительным взором.
Тут из машины одновременно появились мы с отцом, и всякий обмен взглядами между моей нянькой и стражем в форме прекратился сам собою. Отец легкими, точными шагами взбежал по ступенькам.
Мы поднялись следом — и почти тотчас оказались в небольшом помещении, выкрашенном отвратительной блеклой краской. Половина комнаты была отгорожена стальной решеткой, за которой угадывались смутные тени. На второй половине находились стол, кресло и служебный стереовизор. В кресле помещался худенький человечек неопределенного возраста, суетливый и вместе с тем начальственно малодоступный.
Стереовизор был включен, и пространство перед креслом начальственного человечка заполнялось танцующими девушками в причудливых одеждах из программы «Движение красоты» (на самом деле она рекламировала здоровое питание от одной из фирм шестого сектора).
Время от времени в помещении мигало, девицы исчезали, и их место занимали угрюмые оперативники и свидетели с исключительно невнятной дикцией. Звук, к тому же, перекрывался металлическим голосом диспетчера: «Драка в районе Мясного рынка. Три ножевых, один пострадавший скончался… Изнасилование в Сырятах… Малолетняя проститутка из Хедео взята на краже, пятый квартал…»
Дежурный безрадостно щурился на эти возникающие перед ним дергающиеся образы и делал короткие записи у себя в планшетке. Затем, ко всеобщему облегчению, возвращались легкомысленные особы, пляшущие босиком на синтетической траве. После очередной сводки с места происшествия хотелось позвать дюжину слуг и приказать им проветрить комнату и вымыть пол.
— Э? — сказал наконец человечек, нехотя поворачиваясь в нашу сторону. Он сунул в рот пару хрустящих энергетических орешков и захрумкал ими, одновременно с тем, не глядя, что-то опять отметил в своей планшетке. — Вы по поводу?..
Он сунул руку под стол и пошарил там. На отгороженной половине комнаты вспыхнул ослепляющий белый свет, как бы отрезая от пространства лакомый ломоть.
Тени, угадываемые за решеткой, сделались плоскими и чересчур яркими. Словно их там нарисовали. Двое лежали на узкой скамье; один, с неподвижным, искаженным лицом, обвисал у стены, прикованный к ней наручниками. На полу благодушествовал толстяк с подбитым глазом и вырванным из одежды клоком. Две блеклые женщины вертелись в углу, почему-то злобно поглядывая на моего отца.
— Шлюхи, — весело сказал мне дежурный и подмигнул. — При ярком свете — просто жуть, верно, малец?
Мой отец слегка потемнел лицом, а я так и ахнул. По рассказам тети Бугго, проститутки — наглы и ярки, как птицы на богатом пляже.
По рассказам тети Бугго, проститутки — наглы и ярки, как птицы на богатом пляже. А эти выглядели так, словно их перед тем долго варили.
Женщины за решеткой зашипели. Дежурный хмыкнул и выключил стереовизор. В комнате сразу установилась тишина, и голос моего отца прозвучал изумительно твердо:
— Анео.
— А, была такая, — непонятно обрадовался дежурный.
— Где она?
— А здесь.
Он встал и подошел к решетке. Поводил глазами.
Мы трое тоже приблизились. Мне казалось, что если тетя Бугго и здесь, то я ее попросту не узнаю. Ни один из Анео — так мне думалось тогда — не способен на полноценное существование вне дома, сада, корабля или завода, принадлежащих семье. Без надлежащего обрамления, без достойного вместилища.
Однако затем, увидев наконец Бугго, я сразу ее узнал. Оказавшись в этом месте, она ничуть не изменилась. Она сидела в углу, подальше от шлюх, и играла в кругляши с каким-то громилой. Громила и загораживал ее от нас. У него была перевязана голова тряпкой, жесткой от засохшей крови.
— Бугго, — негромко окликнул тетку ее брат.
Она тотчас подняла голову и встретилась с ним глазами.
— Я сейчас, — молвила она как ни в чем не бывало. Затем бросила кругляши и подошла к решетке. С ее плеч свисал длинный, просторный черный плащ, небрежно волочившийся за ней по заплеванному полу. — Спасибо, что пришли.
Громила медленно повернулся и проводил ее тоскливым взглядом.
— Вы подтверждаете, что это Анео? — спросил отца дежурный, опять жуя.
— Да, — сказал отец, не сводя глаз со своей сестры. Не то пристыдить ее хотел, не то — убедиться, что с ней все в порядке.
— А вы? — повернулся дежурный к моей няньке, и тотчас его глазки запрыгали по «бородавкам» на ее платье.
Нянька негромко, с некоторым достоинством промычала, а я подошел ближе к тете и произнес:
— Второй член семьи — я. Да, я подтверждаю, что это — Бугго Анео.
— А, — сказал дежурный, — а я-то думаю, зачем господин паренька с собой привел.
Тут внутреннее радио неожиданно захрипело на стене и, невнятно ругаясь, крикнуло: