— Отчасти ты прав, — согласился Рабода.
— Уверен, что я прав! — горячо продолжал Таган. — Чем вы занимаетесь? Взламываете сетевые газеты, даете людям советы — как сберечь деньги, как не сдохнуть? Можно поступить еще проще. Начните печатать рекомендации по убранству именинных тортов или по украшению церемониальных одежд… Это тоже облегчит им жизнь. И будет, кстати, не так опасно.
— О чем ты? — подобрался вдруг Гийан Галаваца.
— Я? — Таган резко повернулся в его сторону. — Да о том, что никому это не интересно! Ну, обокрали кого-то. Ну, довели до самоубийства честного человека. Ну, застрелили адвоката, который выигрывал процессы… Нашим рабочим, например, до этого дела нет. Был бы сахар — покупали бы сахар. Просто его у нас не продают. Не завезли.
— Ты знаешь что? — вполголоса начал Гийан, но господин Рабода коснулся его руки и заставил замолчать.
— Нет, Гийан, он отчасти прав. Все наши разоблачения имели смысл год-два назад, а сейчас они превратились в рутину и скуку. Но свое дело взломанные газеты сделали.
— Сберегли два-три семейных состояния? — поинтересовался Таган.
— Отнюдь, — заявил учитель. — Недавно ко мне заходил один человек. Отец моего ученика. Из теперешних. Самый обычный ребенок, но безнадежно испорченный непрерывными изменениями идеалов и учебных планов. Ему просто не повезло, бедному. Как и многим другим. Его отец пытался дать мне взятку. Он хотел устроить сына в военную академию, но туда, как нетрудно догадаться, не берут тех, кто плохо закончил школу…
Иза поморщился.
— Не удивлюсь, господин Рабода, что вы охотно приняли деньги. Ради общего дела — и все такое.
— Именно! — обрадовался чему-то Рабода.
— Не удивлюсь, господин Рабода, что вы охотно приняли деньги. Ради общего дела — и все такое.
— Именно! — обрадовался чему-то Рабода. — Я согласился на взятку. Но сначала мы как следует поговорили…
Он быстро огляделся в комнате, как будто ожидал увидеть там кого-то еще, кроме трех своих учеников.
— Думаю, настало время, когда нам потребуется оружие. Все деньги, какие возможно, переводим на несколько счетов в эльбейских банках. На имя Оале Найу.
— Почему? — спросила она.
— Потому что у тебя уже есть счет в эльбейском банке, не так ли?
— Я не понял, — проговорил Иза Таган медленно, — при чем тут оружие? Какое отношение оно имеет к нашей деятельности?
— Пока — никакого, — весело ответил учитель, — но когда мы его купим — то самое прямое. Естественно, покупать следует не здесь. И даже не на Овелэ. Где-нибудь на другой планете. Там же хорошо бы нанять десяток человек, разбирающихся в тактике. Отец моего двоечника — заместитель военного министра. Очень хороший офицер. Кстати, Таган, он помнит твою витую колонну…
* * *
На празднике никаких важных разговоров, естественно, не велось. Скоро пришли еще трое одноклассников, потом бывшие ученики из параллельного класса и один — учившийся классом младше, Оденпа — он работал уборщиком в крупной фирме, имевшей смешанное стенванэйско-овелэйское управление. Фирма изготавливала компьютеры самых разных конфигураций. Оденпа появлялся в доме Рабоды почти каждую неделю, принося длинные списки — целыми днями он следил за тем, кто приезжал в главную контору фирмы и как долго там задерживался. Гийан страдальчески морщился всякий раз, когда его видел.
«Страшный дурак», — шепнул он Оале, прежде чем ответить на приветствие Оденпы.
«Но полезный и добросердечный», — ободрительно прошептала она в ответ.
Оденпа почти тотчас повис на Гийане и, умоляя о чем-то, потащил в рабочую комнату, туда, где стоял компьютер.
Один из одноклассников явился с женой. Он обзавелся семьей сразу же после окончания школы и всегда ходил с супругой, так что в конце концов эта молодая женщина тоже стала восприниматься как одна из их класса.
Сразу отовсюду, изливаясь из стен, текла музыка — сперва для созерцания и размышления, затем более веселая, сопутствующая хорошей трапезе, а после — разудалая, для танцев. Риха Рабода, строгий учитель, некогда не одобрявший модных мелодий, под которые плясали его ученики в год окончания школы, сейчас нарочно заполнил свой дом тем самым танцулечным бряканьем, что десять лет назад считал отвратительным и недостойным изысканного человека.
— То, что звучало пошло десять лет назад, в наше время — верх утонченности, — объяснил он Оале Найу, когда та, смеясь, повернула к нему блестящее, подкрашенное розовой пудрой лицо.
Но, разумеется, истинная цель учителя была в другом. Запахи и популярная музыка — ничто другое не способно так вернуть человека в прошлое. Музыка-однодневка, музыка, живущая только один сезон и умирающая вместе с выпускным балом очередного класса — несмываемая маркерная отметка времени.
И они послушно вернулись в тот год, припоминая, кто в кого был влюблен и кто тайно плакал, сминая цветы и ломая высушенные крылья бабочек на своих праздничных одеждах.
— Боже! — смеялся Иза Таган.
— Боже! — смеялся Иза Таган. — А мне-то что делать? Я в тот вечер страшно напился и заснул в кустах.
Гийан тотчас вскочил, взметнув рукавами в воздухе — точно два разноцветных потока листьев пустил в столбы теплого воздуха, — и подал ему узенький кувшинчик, откуда сладко и заманчиво тянуло вином.