* * *
В самый глухой час ночи, когда все огни погасли и ненадолго возникла усталая тишина, Бугго поскреблась в номер к Хугебурке. Плохо соображая, он накинул на плечи одеяло и поплелся к двери.
— Господин Хугебурка… — расслышал он глухой голос своего капитана. — Я умираю.
Хугебурка распахнул дверь, и Бугго повалилась прямо на его руки.
— Что?.. — невнятно спросил он, втаскивая ее в комнату и на ходу задевая локтем панель освещения.
Бугго вся тряслась, лицо у нее распухло — из вздутых зеленовато-белых подушек щек торчал только кончик носа, да еще высовывались краешки белых тонких ресниц.
Хугебурка положил ее на кровать, чуть отошел и уставился изучающе. Потом приблизился, тронул распухшую щеку пальцем. Ненадолго осталось углубление в тугой подушечке, потом оно медленно исчезло, выправилось.
— Больно? — спросил Хугебурка.
— Ничего не чувствую, — плачуще сказала Бугго.
Из-под реснички с трудом выбралась раздавленная слезинка. Хугебурка машинально вытер ее ладонью. Бугго всхлипнула.
— Ну, — сказал Хугебурка, проводя рукой по ее волосам. — Ну, ну.
— Может, это от зляги?
— Нет, — твердо ответил он. — Мы ведь пили из одной бутылки.
— Все равно. Я женщина. Женщины чувствительнее.
— Тогда вас бы разнесло еще месяц назад, — резонно возразил Хугебурка.
— А если накопилось в организме?
— Нет, госпожа капитан, — повторил Хугебурка.
— А если накопилось в организме?
— Нет, госпожа капитан, — повторил Хугебурка. — От зляги еще ни одного космоволка не раздуло. Так не бывает.
Она чуть выпятила губы, и Хугебурка понял: обиделась. Он еще раз погладил ее, как маленькую, и вдруг нащупал за ухом странный бугорок, похожий на бородавку. На краткий миг ситуация показалась чересчур деликатной. Что, если у Бугго там на самом деле бородавка, которой она стесняется?
— У вас там бородавка? — с нарочитой грубостью спросил Хугебурка.
— Что? — жалобно удивилась Бугго.
— Сидите тихо, я лучше сам посмотрю. — С этим он отогнул ее ухо и повернул к свету. Ему открылся красноватый, чуть светящийся шарик величиной с люксейскую горошину. Этот шарик, несомненно, был живой — он пульсировал и иногда странно шевелился, как бы переступая на месте.
— Дэрису, — молвил Хугебурка.
Бугго застонала и, откинувшись назад, поперек кровати, зашаркала по полу босыми ногами.
— Противно! Противно! — забормотала она.
— Их бы лазерным излучателем, — сказал Хугебурка задумчиво и снова потрогал за ухом у капитана.
— Ну так жгите! Чего ждать? У меня будет отек легких! — выпалила Бугго.
— Чума под хвост! — высказался Хугебурка так неожиданно, что Бугго даже раздвинула мускульным усилием раздутые щеки и чуть обнажила удивленные глаза: обычно Хугебурка никогда не ругался. — Излучателя нет, — пояснил старший офицер. — Я его продал.
Бугго обреченно расслабилась и снова уронила голову на покрывало.
Хугебурка несколько раз дернул себя за волосы. Затем спросил:
— Госпожа капитан, вы боитесь боли?
— Нет, — ответила Бугго сонным голосом. Точнее, обморочным.
— Хорошо.
Хугебурка сдернул с нее майку. Бугго вздрогнула, но тут же опять успокоилась. Хугебурка разрезал майку на полоски, свернул фитильки и поджег. Первый дэрису, ощутив поблизости огонь, засуетился, попытался уйти глубже под кожу, а потом зашипел и обмяк. Хугебурка вытащил его ногтями, а круглую мясную ранку прижег. В комнате сразу завоняло, как в летней шашлычной: горелой плотью и потом.
Второй дэрису обнаружился на спине, еще два — у сгиба локтя, трое сидели на пояснице, один — на бедре. Когда Хугебурка переворачивал стонущую голую Бугго на спину, чтобы посмотреть, нет ли врага на животе и под мышками, в комнату вломился портье.
Хугебурка, закопченный и зверский, поднял лицо. Факел из тряпки в его руке источал зловоние.
Портье смотрел на него молча. Потом бесстрастно осведомился:
— Кто эта госпожа?
— Мой капитан, — чуть задыхаясь, ответил Хугебурка.
Портье подошел поближе, поглядел на Бугго с легкой опаской.
— Дэрису, — пояснил Хугебурка, предупреждая другие вопросы.
Портье подскочил и испустил хриплый вопль.
— Тихо ты, — сказал ему Хугебурка, — люди же спят.
— Люди уже проснулись, — ненавидяще проговорил портье. — Я им скажу, что у вас загорелась постель, а вы оба пьяны — едва не сгорели заживо.
— Я им скажу, что у вас загорелась постель, а вы оба пьяны — едва не сгорели заживо. На самом деле вы сейчас же уберетесь отсюда!
— Погоди ты, да погоди же, она умирает.
— Ничего не умирает. С голокожей бабенки их легко выбрать. Чем ты их? Тряпкой? Дурак. Кожу ей зазря испортил.
— Лазерника нет.
— Ладно, — сказал портье. — Будет теперь в пятнышку. Голокожей — все равно. Была бы лохматенькая — тогда уродство, а так… Жалко только, что молодая.
— Чем ее лечить?
— А ничем. Само пройдет. Главное — от этой пакости избавиться… Придется постель на самом деле сжечь. И тряпки ваши — тоже. С вас, кстати, штраф.
— Со штрафом подожди.
— Сегодня к середине дня — чтоб выложили. Десять экю, понял?
— Дрянь, — сказал ему Хугебурка.
— Сам ты дрянь, — обиделся портье. — Расскажу вот всей Лагиди, что вы оба порченые, вас вообще никто больше на порог не пустит.
Бугго недовольно замычала, когда Хугебурка взвалил ее на плечо и потащил прочь. Дождь все еще шел и приятно студил воспаленную кожу. Серенький рассвет неумело пробивался сквозь тучи. Когда Хугебурка с капитаном выбрались из района гостиниц и баров, в окнах уже заморгали первые огоньки — там начали готовить завтрак. Летное поле, сверкающее мокрыми полосами и словно бы заплаканными фонарями, было пустым. Хугебурка сел на корточки возле фонаря, положил Бугго себе на колени (ее ноги бессильно болтались в луже) и завершил осмотр, убив последнего кровососа у нее на шее. После этого буквально на глазах Бугго стала оживать, отек пошел на спад с быстротой почти сверхъестественной. Она задышала глубоко и ровно, а потом открыла глаза и уставилась на своего старшего офицера с негодованием.