— Во-первых, предателей вешают, а не расстреливают, — сказал Гираха невозмутимо. — А во-вторых, премьером была женщина… — И после короткой паузы продолжил прежним, повествовательным тоном: — Кроме того, я распорядился публично пытать шефа общепланетной безопасности. И до сих пор не жалею об этом.
— В каком смысле — публично? — удивилась Бугго.
— В том, что велась прямая трансляция по всепланетному стереовидению. Этот гаденыш рассказал много поучительного. Я полагал, что гражданам Арзао нелишне узнать, как и почем их продавали.
— Похвально, — сказал Хугебурка, морщась в свои кругляши. Ему чудовищно не везло в игре.
Твердое лицо бывшего диктатора повернулось к нему. Никаких эмоций не отражалось в резких, грубых чертах.
— Вас не очень огорчит, господин Хугебурка, если я начну ход с черной «короны»? У вас ведь есть «секировидка»?
— Чтоб вам лопнуть, ваше превосходительство! — Хугебурка впал в ритуальное отчаяние проигрывающего.
— Я так и думал, — невозмутимо сказал Гираха. — Я это предвидел.
И пока Хугебурка шевелил губами, подсчитывая среди своих кругляшей проигрышные очки, Гираха выложил перед Бугго два «скафа», оставшись, несомненно, с красной «лапкой». Гоцвеген, не сделавший еще ни одного хода, рассеянно прикидывал, стоит ли вообще вступать или лучше сразу бросить кругляши в корзинку.
— А эти ваши, хрипуны, — сказала Бугго, созерцая «скафов», — что они делали?
— До того, как угодили в забой? Выступали на митингах, выпускали газеты… Преимущественно это были средние держатели акций тех рудников, что я национализировал. В основном — образованные и неглупые люди. Из тех, кого в университетах обучили грамотно потреблять достижения культуры.
Им хотелось регулярно получать небольшую прибыль и ходить в театр.
— А вам их не жаль? — Бугго пустилась на провокацию. — В конце концов, их желание по-человечески вполне понятно.
— Знаете, в какую разъяренную, брызжущую слюной гадину превращается мирный интеллигент, стоит погнать его на работу? Что вы уставились на «скафы», госпожа капитан, — нечем крыть?
— Может быть, — сказала Бугго, забирая кругляши. — Вы и в самом деле кровавый зверь. Ну, рассказывайте.
— Они пытались сколотить оппозицию. Искали поддержки у младшего комсостава, склонили на свою сторону декана университета почв и семян, развесили листовки с дурацкими обещаниями. В одной провинции им поверили и подняли мятеж. Меня вынудили отправить туда войска. После этого я счел себя оскорбленным и арестовал всю оппозицию. Все было проделано за одну ночь. Эти господа получили бесчеловечные железные кандалы на ноги и замечательное кайло в нежные ручки. И больше — никакой оппозиции… Я выиграл.
И он открыл свои кругляши. У него действительно была красная «лапка».
— А инопланетные концессионеры — куда они исчезли? — спросила Бугго. — Вы откроете нам тайну века?
— Ни за что, — сказал Тоа Гираха. — Пусть хоть что-то останется в неприкосновенности.
Бугго махнула рукой:
— Еще по одной?
Сдавал на этот раз Гоцвеген. Пока все изучали новую конфигурацию, Тоа Гираха сложил свои кругляши в корзину.
— Пас, — сказал он. — Не повезло.
— Вы считаете, что делали все правильно? — заговорил Хугебурка. — И когда вернетесь, то все повторите в точности как было?
Гираха встал из-за стола, выпрямился. Было очень заметно, что он имеет привычку стоять так подолгу.
— Я благодарю вас за то, что верите в меня, — произнес он. — И в то, что я вернусь на Арзао. Да, я делал все правильно. Да, я попирал великие принципы гуманотолерантности. Почему-то прекраснодушные рыхлозадые господа полагают, будто возможна сильная держава — держава, которую не разворовывают, не смеют разворовывать! — без преследования инакомыслящих, без оппозиции, отправленной на бессрочную каторгу, без высланных с планеты или пропавших без вести пришельцев, которые никогда не устают вынюхивать, нет ли дармовой поживы! Не говоря о закрытых стереостанциях, где вечно болтают разную чушь. Я даже не требовал, чтобы они меня восхваляли. Я добивался, чтобы они хотя бы ездили в те места, откуда вели свои бойкие репортажи, а не лепили пейзаж с помощью компьютерной стереомультипликации… На сайте, кстати, есть снимок, где я лично прикладом разбиваю камеры на станции «Свободная Арзао», — так вот, это не монтаж, а чистая правда.
Он откланялся и вышел.
— О Боже! — восхищенно сказала Бугго и повернулась к Гоцвегену: — А где вы с ним познакомились?
— На Арзао, — ответил Гоцвеген. — Я там учился. Моя специальность — «сравнительное межпланетарное литературоведение». А он изучал экономические аспекты военного дела. На Арзао очень сильные университеты. — Он подался вперед и стиснул руки, не замечая, как твердые кругляши врезаются в ладони. — Вы даже не представляете себе, что это за человек! Понимаете, это личность. А на него посягает свора разозленных ничтожеств, у которых он поотнимал сладкие конфетки.
А на него посягает свора разозленных ничтожеств, у которых он поотнимал сладкие конфетки. Вы думаете, они, эти демократы, не расправляются со своими противниками? Ого! Аварии, обвинения в торговле наркотиками, несчастные случаи. Кое-кого просто вышвырнули с работы, а потом арестовали за нищенство и мелкие кражи. По крайней мере, если Гираха отправлял кое-кого под суд, то прямо говорил — за что и для чего.
— Думаете, он вернется к власти? — спросила Бугго.