— Ребята, кто сумеет посадить шаттл? — заговорила Бугго на ходу.
Они снова запереглядывались.
— Да ладно вам, не все же вы тупые идиоты, — успокоительно произнесла она.
Вызвалась Фадило.
— Отлично. Вы, господин Хугебурка, поведете другой. Идите первым, чтобы курсант Фадило лучше ориентировалась.
Бугго смотрела, как втаскивают на борт контейнеры с почтой. Черное лицо Пассалакавы уже беспокойно маячило в иллюминаторе. Караца скрывался в недрах второго шаттла. Один за другим курсанты исчезали в люке. Бугго кивала каждому вслед.
Хугебурка поднялся предпоследним и тотчас выглянул опять.
— Капитан! — позвал он.
— Я остаюсь на «Ласточке», — сказала Бугго.
Хугебурка беззвучно пошевелил губами, а потом спрыгнул на пол рядом с ней.
— Курсант Амикета, садитесь за пульт, — крикнул он перед тем, как закрыть люк.
Шаттлы, чуть помедлив, ожили и двинулись к шлюзу.
Шаттлы, чуть помедлив, ожили и двинулись к шлюзу.
Бугго зашагала прочь — в рубку. Хугебурка догнал ее и пошел рядом.
— Спасибо, — сказала ему Бугго.
— За что на сей раз?
— За то, что не стали устраивать при курсантах борьбу благородств.
— Просто ребят жалко, — буркнул он. — Я ведь неудачник. «Ласточка» в любом случае развалится, а шаттлы еще могут долететь.
— При чем тут вы? — осведомилась Бугго.
— При том. Со мной на борту у них шансов не будет.
— Да? — фыркнула Бугго. — Между прочим, я рассчитала динамику роста давления и умножила на восемнадцать часов. Мы с вами прекрасненько долетим до Лагиди.
Хугебурка несколько раз двинул бровями в разных направлениях.
— А стоило ли вообще так рисковать? — спросил он наконец. — «Ласточка» свое отлетала.
— Нет уж, — отрезала Бугго. — Что мое, то мое. Странный вы какой-то, господин Хугебурка. Принесите лучше из кухни ведро чаю и конфет. У Пассалакавы был там целый мешок, я видела. Он его под столом прятал.
Запасы Пассалакавы представляли собой большой пластиковый пакет, в каких обычно возят бумажные письма, набитый ломаными конфетами и раскрошенным печеньем. Все смялось и перемешалось, превратившись в липкую массу.
— Ужас, как вкусно, — сказала Бугго, предвкушающе созерцая содержимое пакета.
В животе «Ласточки» тихо ворочался, раскаляясь, пленный дракон.
* * *
Они разговаривали уже шесть часов кряду. Жара медленно ползла вверх. Хугебурка в насквозь мокром, почерневшем комбинезоне, с шелковым шарфом на лбу, стоически варился внутри одежды. Бугго сидела на топчане в одной маечке. Пот стекал по ее смуглой коже, обозначая под серенькой тканькой скупые, но выразительные девичьи формы. Хугебурка глядел на ключицы своего капитана, на ее чуть угловатое плечо, с которого все время падала лямка, и рассказывал:
— Контрабанды в космосе всегда навалом. Наркотики! Это, конечно, чаще всего. На Эгиттео был такой случай. Некая женщина решила заработать перевозкой порошка, для чего прибегла к весьма сложному способу транспортировки: она родила ребенка, убила его, выпотрошила, а трупик набила наркотиком.
— И что? — спросила Бугго, жуя.
— Полицейская собака в космопорту сразу учуяла одновременно и наркотики, и мертвечину, и преступницу схватили. По законам Эгиттео ее подвергли казни, аналогичной совершенному убийству. Как вы понимаете, для того, чтобы нафаршировать тело взрослой женщины, требуется куда больше порошка, чем вытащили из несчастного младенца. Поэтому осужденная на смерть, она ожидала несколько месяцев, пока проводились ударные облавы на наркодельцов по всей Эгиттео. Был послан даже запрос о содействии коллегам на Эльбею и в другие сектора.
— Ну! — Бугго покачала головой и засунула в рот сладкий ком печенья и мятой карамели. — Неужели никто не протестовал?
— Гуманотолерантные организации, конечно, возмущались, — подтвердил Хугебурка. — Особенно «Женщины за право распоряжаться детьми». Да только казнь все равно совершилась, и в течение месяца телом можно было любоваться в космопорту Эгиттео. Туристы валом валили.
— Ну и правильно, — сказала Бугго.
Туристы валом валили.
— Ну и правильно, — сказала Бугго. — А я слышала, что ребята с Лагиди возят наркотики в собственном желудке. Набивают капсулу, глотают… и если по какой-либо причине рейс задерживается, желудочный сок успевает разъесть оболочку капсулы, и курьер умирает в страшных мучениях.
— Тяжела и полна скорбей жизнь наркодилеров, — согласился Хугебурка. — Прямо жаль их становится.
— Ничего вам их не жаль, — сказала Бугго.
Хугебурка пожал плечами.
— Ладно, — решила Бугго. — Давайте говорить о чем-нибудь более жизнеутверждающем.
— Давайте.
— Вам случалось убивать людей?
— Да, — сказал Хугебурка. — Расскажите лучше что-нибудь страшное.
— Знаете, — заметила Бугго, — вот сейчас мне почему-то совсем не страшно.
— Вы же рассчитали динамику повышения давления и умножили ее на восемнадцать, — напомнил Хугебурка.
— В том-то и дело. Я ведь плохо училась. Забыли?
— Да, это жуткое дело, — сказал Хугебурка.
Бугго допила чай и стала рассказывать:
— Когда мы с братом были маленькими, я затащила его гулять на кладбище, и мы заблудились. Он был совсем малыш и даже не понял, что я не знаю дороги. А вот я тогда перепугалась. Мы шли и шли, а надгробия вокруг становились все более старыми и ветхими, многие наполовину разрушились… В семейных склепах гробы провалились, и земля над ними как будто шевелилась… Там росли цветы. Белые и синие, на длинных стеблях. Боже мой, они закрывали меня почти с головой, а как они пахли!..