Бугго удивилась:
— Чего? Полет идет прекрасно, с таможней проблем не возникло. Малек — механик от Бога, и уж конечно я оставлю его на корабле. А что, у него темное прошлое?
— Скорее, мутное, — ответил Хугебурка.
— Убил кого-нибудь на Лагиди?
— Если и убил, то не помнит. Нет, он боится пассажира.
Бугго фыркнула и демонстративно подпрыгнула на топчане.
— Чушь!
— Антиквар тоже говорит, что этот Гоцвеген скользкий тип, — продолжал Хугебурка. — И я склонен с ним согласиться.
— Просто Гоцвеген — богатый, — ответила Бугго. — Для вас любой, кто следит за своей внешностью и разговаривает литературным языком, — скользкий тип. Вам волю дай — вы их начнете скрести против шерсти и чумазить, чтоб все дыбом и грязное, — вот тогда человек, по-вашему, хорош, вот тогда он свой. Что, не так?
Брови Хугебурки заплясали на хмуром лбу. Бугго окончательно разозлилась.
— Вам что-нибудь известно конкретное, господин Хугебурка? Говорите!
— Ничего мне не известно. Отстаньте!
Он вскочил и выбежал из рубки.
Бугго Анео поглядела ему вслед и покачала головой.
Вскоре настало время обеда, и она, смеясь и болтая с неотразимым Катом Гоцвегеном, вообще выбросила из мыслей весь этот дурацкий разговор. Да и Хугебурка при виде пассажира невольно подпадал под его обаяние и как-то забывал все свои подозрения.
А Кат Гоцвеген, как будто догадываясь о неоформленных подозрениях старшего офицера «Ласточки», был тем вечером особенно обаятелен и произносил «скафандры козыри» и «в картишки нет братишки» с таким обезоруживающим добродушием, что Хугебурка в конце концов счел все это дешевым актерством.
— Вот скажите, господин Гоцвеген, какую пакость вы затеяли? — спросил Хугебурка между делом, покрывая красный кругляш синим с соответственно вырезанными зубчиками.
— Э… а старшую красненькую? Хило? О чем вы, простите, какую пакость? Госпожа Анео, разумеется, очень привлекательная дама, но, уверяю вас, между нами ничего нет, кроме обычной любезности.
— При чем тут госпожа Анео? — фыркнул Хугебурка. — Беру. Вы сегодня в ударе. И толстый скаф наверняка у вас… Не стану же я вмешиваться в интимную жизнь капитана, если у нее, помимо «Ласточки», вообще может быть интимная какая-то жизнь…
Гоцвеген тонко улыбнулся.
— Если не госпожа Анео, то что же вас беспокоит?
Хугебурка, пряча свои кругляши под ладонью, нагнулся к нему через стол.
— Вы.
Мгновение они смотрели друг другу в глаза, тем редким прямым взглядом, в котором только и есть, что правда. И этот взгляд понравился обоим, что обоих несказанно удивило. Первым опустил веки Гоцвеген. И откинулся к стене. Сегодня на нем был обтягивающий серебристый комбинезон с выпуклыми круглыми цветами, синими и красными, с золотой вышивкой по контуру. Изнутри эти узоры были подбиты синтепоном, чтобы выглядеть еще рельефнее.
Отдуваясь, Гоцвеген молвил:
— Вы ведь бывший военный, господин Хугебурка, не так ли?
— А что, это очень заметно? — вопросом на вопрос ответил Хугебурка.
Гоцвеген засмеялся:
— Не сомневайтесь! Вы настоящий офицер по безопасности. Фактически, вы — параноик.
Хугебурка молчал. Снова и снова он вызывал в памяти то, что на мгновение приоткрылось ему в странном пассажире, и пытался найти увиденному точное определение. Слово стучало в виски, требуя, чтобы его произнесли вслух. И Хугебурка еле слышно шепнул: «Тайна».
Это была тайна. Честная и опасная тайна, которую Гоцвеген оберегал так старательно, что даже у Хугебурки не возникало никаких конкретных предположений относительно ее смысла. Он просто понял: тайна есть. И это обстоятельство, в конце концов, странным образом его успокоило.
— Вы так и будете сидеть тут весь вечер? — осведомился Хугебурка грубовато. — Ваш ход, между прочим. И опять вы меня расколошматите!
* * *
Именно это и случилось. Кат Гоцвеген выиграл у Хугебурки в карты — и в тот раз, и в следующий. Компьютер умиротворенно моргал: «Курс ХЕДЕО-ОСНОВНАЯ. Сбоев системы нет». Калмине Антиквар изучал инструкции по технологии приготовления растворимых блюд из синтетических концентратов, а в свободное время делал какие-то таинственные упражнения для разработки больной ноги. Бугго царила на корабле, вроде бы ничем не управляя, но как будто освящая «Ласточку» своей светлейшей персоной и своим суверенным правом. Для полноты картины феодального благоденствия не доставало только комаров тихими задумчивыми вечерами.
Корабль шел на Хедео через десятый сектор; затем предстояло свернуть и, в обход Содружества, с которым у Эльбеи не установлены дипломатические отношения, двигаться прямо к цели. Границу десятого пересекли на восьмые сутки полета в середине дня, и тут у Гоцвегена сделалась мигрень.
Границу десятого пересекли на восьмые сутки полета в середине дня, и тут у Гоцвегена сделалась мигрень. Он остался у себя в каюте, попросив, чтобы Антиквар принес ему туда чаю и немного сладкого, а обеда не нужно вовсе.
С подносом к пассажиру вошел, однако, не Антиквар, а Хугебурка. Он впервые был у Ката Гоцвегена и огляделся не без любопытства. Двухместная каюта, где прежде обитали курсанты Фадило и… — как ее звали? Хугебурка забыл — была завалена мягкими подголовными валиками самых разных расцветок и планшетками. Круг чтения Гоцвегена оказался обширный: от классических и духовных произведений до трактатов по геополитике и промышленной геологии.