— Кстати, почему он не возмущался, когда его арестовали? — спохватился офицерик.
Хугебурка захихикал, некрасиво растянув длинный рот.
— Он всю дорогу трясся из-за ветеринарных справок. На некоторых планетах очень серьезные законы насчет нелегального провоза фауны.
На некоторых планетах очень серьезные законы насчет нелегального провоза фауны.
— Вот до чего ящерки могут довести, — сказал Амести, и оба рассмеялись.
Чем ближе подходили они к рубке, тем менее хотелось им входить и объявлять об ошибке. Хугебурке-то что, а вот таможеннику Амести придется еще и извиняться. Он покраснел так, что глядеть было боязно.
— Господин Гоцвеген, — произнес юноша отчетливо и громко, — от лица таможенных войск Десятого сектора приношу вам глубочайшие извинения. Нас оправдывает только ваше молчание. Если бы вы сразу сказали, что дело в животных…
Кат Гоцвеген вдруг сместился в кресле на сторону и тяжело рухнул на пол. Он потерял сознание.
В суете Бугго и Амести обменивались аннулирующими документами (попросту сделать вид, что ничего не произошло, они не могли, согласно устава таможенной службы), жали друг другу руки и торопились расстаться. Хугебурка с Антикваром брызгали на пассажира конфискованным араком и тащили тяжелое тело Гоцвегена в каюту, где обкладывали валиками и вообще устраивали как можно комфортнее.
Наконец все завершилось. Шаттл унес сконфуженного таможенника, а «Ласточка» продолжила полет.
Бугго чувствовала себя ужасно. Зная об этом, Хугебурка принес ей стакан с араком.
Бугго напилась с первых же трех глотков и готова была разрыдаться.
— Почему я так поступила? Ну почему?
— Как?
— Ведь мне нравился Кат Гоцвеген! Но стоило кому-то предположить, что он негодяй, как я тут же поверила. Даже не сказала: не может быть, это ошибка, недоразумение… Нет, я поверила какому-то таможеннику и сразу согласилась выдать пассажира!
— Не понимаю, что вас огорчает, — сказал Хугебурка невозмутимо. — Вы имели все основания чувствовать себя оскорбленной. В конце концов, Кат Гоцвеген злоупотребил вашим доверием.
— Но ведь оказалось, что это не так! — всхлипнула Бугго.
— Вы уверены?
Бугго подняла распухшие глаза.
— В чем я уверена или не уверена?
— В том, что Кат Гоцвеген не провозит на вашем корабле какую-то злостную контрабанду, не поставив вас в известность?
Бугго быстро, жадно допила, трезвея с каждым глотком. Хугебурка налил ей еще полстакана.
— Например: почему он грохнулся в обморок? — сказал Хугебурка.
— Понервничал.
— Ну да. Он спокойно сидел, пока мы производили обыск. Он и глазом не моргнул, когда его арестовали по обвинению в преступлениях против человечности. А потом упал без чувств.
— Послушайте, господин Хугебурка, чего вы от меня добиваетесь? Психоанализа? Если вы что-то знаете, то говорите. Я все равно не догадаюсь.
— Просто я хочу сказать, что наш пассажир не настолько невинен, как, по простоте душевной, решил милейший господин Амести.
Бугго вскочила.
— Идемте к нему. Идем! Сразу все и выясним.
В каюте у Гоцвегена все было по-старому: разбросанные книги, пуфики, сам Гоцвеген — на койке, верный Доккэ — на полу, у постели хозяина.
— Простите, что не встаю, — слабым голосом проговорил Гоцвеген. — Мне дурно.
— Лежите, — милостиво позволила Бугго.
— Мы разместимся на полу, с вашего позволения.
— Возьмите пуфики, — посоветовал Гоцвеген чуть тверже.
— А я на верхнюю койку, если не возражаете, — бодренько сказал Хугебурка и почти сразу улегся, свесив вниз голову, чтобы видеть своих собеседников.
— Таможня нас пропустила, — сказала Бугго. Она катала ладонью пружинистый валик и рассеянно любовалась узорчатой тканью обивки. — Но кое-что осталось невыясненным. Так, между нами. Неофициально.
— Вы подумали, что я действую заодно с теми типами из «Лилии Лагиди», которые хотели отобрать у вас корабль, — сказал Гоцвеген. — Поверьте, я не осуждаю вас.
— Капитан больше так не думает, — вставил Хугебурка. — Она знает, что к «Лилии Лагиди», вы не имеете никакого отношения.
— Слава Богу, — вздохнул Гоцвеген.
Доккэ заворчал и устроился удобнее, зарывая голову между лап.
— Расскажите о диктаторе Тоа Гирахе, — сказал Хугебурка. — Чем так дорог вам этот человек, что вы готовы были отдать властям себя вместо него?
Бугго замерла — окаменела. Как будто все мышцы у нее парализовало. Она не могла пошевелить даже пальцем.
А Хугебурка продолжал невозмутимо:
— Говорю же вам, опасность миновала. Можете рассказывать.
— Но я не смею… неловко, — отозвался Гоцвеген, странно кося глазами. — Он мой близкий друг. Я восхищался тем, что он делал для своей планеты…
— А как же кровавые расправы? — спросил Хугебурка.
— Действительно, были беспорядки в провинциях… Но это долго рассказывать.
— Ничего, теперь у нас есть время, — настаивал Хугебурка.
— Слушайте, но я же не могу… — прошептал Гоцвеген.
— Ладно, — согласился Хугебурка. — Поговорим о другом.
— О чем?
— О сверхъестественных способностях вашей собаки. — Хугебурка подался вперед и свесился почти до середины туловища. Гоцвеген неотрывно смотрел в его перевернутое лицо.
— Это не собака, — сказал Гоцвеген.
— Естественно! — воскликнул Хугебурка, блеснув зубами. — Какая собака сумела бы отвязать цепь, отпереть дверь, войти в каюту с клетками для птиц, запереть там дверь — заметьте, на ключ — а потом привязаться в самом темном углу! И вот, пожалуйста, стоило таможеннику улететь, как верный пес — тут как тут, снова проделал трюк с дверью и вернулся к больному хозяину.