Я зашел к тете Бугго и спросил:
— А что случилось, тетя?
Она быстро повернулась в мою сторону, закрывая плечом экран компьютера, и уставилась на меня светящимися в полумраке бледно-голубыми глазами.
— Теода, Теода… Теода… — говорила она на разные лады, то шепча, то выпевая мое имя. — Ох, Теода!
Она ткнула кнопку и погасила экран. Потом вскочила, метнулась к окну, снова вернулась за стол.
— Ты меня любишь? — спросила она, словно полководец, собирающийся вести солдат на верную смерть.
Я молча кивнул.
Она сверкнула зубами.
— Сегодня вечером мне нужно выйти из дома так, чтобы об этом не знал твой отец.
— Я помогу, — обещал я. — Только скажи, что делать.
— Выгляни в окно.
Я подчинился.
— Ну? — спросила тетка.
— Сидит, — сказал я.
Под окном действительно дежурил бессменный соглядатай.
Под окном действительно дежурил бессменный соглядатай. Папа продолжал держать тетю под наблюдением. Полагаю, после публикации «Избранных полетов» он приставил такого же шпиона и ко мне.
— Какие соображения, рядовой? — спросила тетя.
— А давай их супом обольем, — предложил я. — Облитый супом человек на улицу не пойдет. Сперва переоденется. Или сменщика разыщет. А мы тем временем смоемся.
— Гениально! — сказала тетя Бугго. — Ты произведен в сержанты. Иди, ковыряй в мундире дырочки для новых нашивок.
Я так понял, что планируется совместная вылазка, и потому спросил:
— А куда мы отправляемся?
— В порт, — сказала Бугго. — Начало операции — по свистку. — У нее в зубах как будто сам собой вырос боцманский свисток, и она дунула в него легонько несколько раз. — Понял? Суп доставит Тагле. Скажешь ей, хорошо?
— А она с нами?
— Нет, останется дома. Будет готовить наше возвращение. То есть, вовремя откроет калитку сада.
— Хорошо, — сказал я.
Весь день у меня весело щекотало под ребрами — я с нетерпением ждал вечера. Когда стемнело, нянька притащила кастрюлю жирного супа. Вид у нее был сосредоточенный и важный, как всегда, когда речь шла о распоряжениях тети Бугго — капитана Анео.
Вдвоем с нянькой мы разлили суп из кастрюли по двум глубоким мискам, и няня удалилась, унося теткину порцию на вытянутых руках.
Я сунул голову в окно. Соглядатай был там. Лежал в траве, ковырял в зубах веточкой. Рядом валялись разбросанные кругляши. Должно быть, ждал приятеля, чтобы перекинуться.
Я взял миску и, едва не поскользнувшись на жирном пятне, которое осталось на полу после дележки супа, занял позицию возле подоконника. Затем прозвучал долгожданный боцманский свисток.
Резким движением я вывернул миску. Снизу донесся гневный вопль. Почти сразу к нему присоединился второй. Швырнув напоследок миску, я выскочил из своей комнаты и побежал по коридорам. В холле, возле паноплии, никого не было, но я не стал задерживаться, проскочил ступеньки и понесся по саду. Мы должны были встретиться с тетей у калитки.
Меня немного смущало ее отсутствие, однако я решил не рассуждать. Велено бежать к калитке — побегу к калитке. Если операция сорвется, то не по моей вине.
Оказавшись в глубине сада и поняв, что никакой погони за мной нет, я немного замедлил шаг. Деревья и кусты обступали меня со всех сторон: я находился в «дикой» части усадьбы, куда редко забредал человек с садовыми ножницами. Однако тропинки имелись и здесь, и я пробирался по ним, бережно разводя ветки в стороны. Они не хлестали меня, а напротив — как будто норовили погладить, и я преисполнился к ним любви.
И тут я увидел ее.
Я увидел Даму Анео.
Она стояла возле ствола старого дерева с коричнево-серой корой, прорезанной глубокими благородными морщинами. На этом фоне победительная юность Дамы Анео выглядела просто ослепительной. Матовая смуглая кожа ее лица и рук была безупречно нежной, светлые глаза нечеловеческого, оленьего разреза косили по сторонам пугливо и вместе с тем очаровательно. Ее волосы скрывало воздушное покрывало, прихваченное у висков тонкими заколками. Ниже талии начинались оленьи ножки, наполовину закутанные попоной из той же легкой ткани, что и покрывало. Ножки нетерпеливо перебирали на месте, постукивая копытцем. Над головой у Дамы покачивались величественные рога.
Над головой у Дамы покачивались величественные рога.
Я замер. Мне хотелось опуститься перед ней на колени — просто из благодарности за то, что она явила мне себя и подарила лучший, самый важный день в моей жизни. День, о котором я должен буду сочинить стихи и записать их в особенную книгу, посвященную встречам мужчин дома Анео с этой волшебной Дамой.
Я схватился рукой за ствол какой-то тоненькой осинки, и она затрещала всеми своими перепуганными листьями. Я закрыл глаза, чтобы не выпустить наружу слезы, и перестал дышать.
— Теода! — сказала тетя Бугго. — Наконец-то!
Все еще ослепший, я выпустил осинку и шагнул на голос. Потом открыл глаза.
Дама Анео исчезла. Возле старого дерева топтался один из старичков-кентавров. Он чуть придерживал Бугго за талию, чего она не то в самом деле не замечала, не то просто не хотела замечать. На Бугго был светло-серый плащ с капюшоном. Тень Дамы еще призрачно переливалась в пустом пространстве, рядом со стволом, под сухой веткой, похожей на оленьи рога.