Бугго сказала:
— Но ведь мне некогда! У меня куча дел — и по оформлению «Императрицы», и по крушению «Канахи»…
— Пожалуйста, спуститесь к нам и протяните руки, — сказал судебный распорядитель.
Бугго сделала неловкий шаг на каблуке и едва не упала. Солдаты с лучевиками смотрели на нее немигающими глазами. Бугго плюнула.
— Помогите кто-нибудь мне спуститься, — сказала она.
Они не шевелились. Она проковыляла, сильно хромая, в развевающихся лентах, вдоль всего стола. Сидевшие там провожали ее взглядами. Бугго оперлась рукой о край, утыкаясь острым локтем почти в нос сидевшего сбоку адвоката по финансовым делам, и яростно сбросила с ноги туфлю. Затем в зал отправилась вторая. Босиком она спустилась к судебному исполнителю.
Он сказал:
— Напрасно вы разулись. На тюремном корабле прохладно.
— Надеюсь, мне позволят переодеться, — сказала Бугго. «А остальные пять платьев — те, в коробках! — подумала она. — Остались в отеле! Я ведь их даже не успела надеть…»
— Вам будет выдана тюремная роба, — сообщил исполнитель. — Пожалуйста, протяните руки.
Бугго вытянула перед собой руки, и на них как будто сами собой выросли наручники: два кольца, соединенных короткой палкой.
— Вам будет позволено участвовать в двух других процессах, о которых вы упоминали, — сказал исполнитель, больше для журналистов, чем для самой Бугго. — Поскольку государственное преступление карается смертной казнью — полагаю, именно такой приговор будет вынесен вам и вашему экипажу, — но не сопряжено с конфискацией имущества, принадлежащего семье преступника, — при условии, что преступник имеет инопланетное происхождение, разумеется, а это как раз ваш случай, — то вам разрешается оформить свои права на «Императрицу Эхео». Вы можете завещать этот корабль любому из ваших родственников, по произвольному выбору.
Он тронул Бугго за плечо. Она пошла рядом с ним, чувствуя близость солдат, но не глядя на них.
— А что, на тюремном корабле обувь не дадут? — спросила она.
— Не разговаривайте, — сказал судебный исполнитель и снова коснулся ее плеча.
* * *
Арестованного Охту Бугго видела только мельком: его провели по коридору и отправили в какую-то удаленную камеру. Он несколько раз с любопытством оглядывался, но ни страха, ни недовольства не выказывал.
Бугго в грубом комбинезоне, традиционно называемом «робой» (хотя никакая это не роба!), босая, в наручниках, была водворена в маленькое помещение, отгороженное от коридора силовым полем. Таким образом, четвертая стена была прозрачной. По коридору расхаживали солдаты, иногда пробегало начальство: перед началом полета все суетились. Поначалу Бугго не могла понять, в чем дело: от Эхео до Вио несколько дней пути, трассы знакомые, никаких неожиданностей быть не может. Затем до нее донесся обрывок разговора: «…Бургарита… От этой жди чего угодно… А ты не знал?..»
«Думают, что возможно нападение с Бургариты, — Бугго расплылась в улыбке. — Что мои дружки-пираты явятся меня вызволять.
.»
«Думают, что возможно нападение с Бургариты, — Бугго расплылась в улыбке. — Что мои дружки-пираты явятся меня вызволять. Дружки-пираты, конечно, не явятся, с ума они еще не сошли, чтобы так рисковать… Но всегда приятно видеть тюремщика испуганным.»
Она устроилась на жесткой койке и стала насвистывать. Неожиданно ее больно ткнули в бок.
— Прекрати!
Она вскрикнула — не столько от боли, сколько от удивления. В камере только что никого не было.
Потом причина стала ясна: за силовым щитом стоял солдат, а в руках у него был длинный тонкий шест.
— А что, эта штука проходит сквозь поле? — спросила Бугго почти дружески.
— Хочешь еще раз? — отозвался он.
— Да нет, — сказала Бугго. — Не хочу.
— Тогда не свисти.
— Алабанда тоже этого не любит, — заметила Бугго.
— Кто это — Алабанда?
— Главарь с Бургариты, — ответила она, уворачиваясь от второго тычка шестом. — Все, все, замолкаю.
Она устроилась на койке поудобнее, хотя наручники ужасно мешали. Бугго не верилось, что ее могут казнить. Просто вот так взять и лишить жизни — ее, Бугго Анео. А как же кассации и аппеляции? Потом вспомнились те приговоренные к смерти бедолаги, которых Хугебурка с Антикваром продали в рабство. Может, и им повезет. Найдется какой-нибудь алчный доброхот.
Она перевернулась на койке. Ноги мерзли. А одеяла так и не выдали. Бугго не стала просить. Положено — так выдадут. А если положено и не выдадут, она сообщит об этом куда следует. Она посмотрела на свои ноги и с удивлением первооткрывателя обнаружила, что у нее, оказывается, кривые мизинцы. «Это от ношения тесной обуви», — подумала Бугго.
Она чувствовала, как погружается в сон. Должно быть, снотворное дали ей в питье. Разумная мера. Если бы Бугго Анео возила арестантов, она бы тоже их опаивала наркотиками — чтобы не буянили. Силовое поле — это, конечно, хорошо, но перестраховка в таком деле никогда и никому не мешала.
И уже на самой грани сна и яви Бугго неожиданно для себя вспомнила, что не успела подумать о самой главной вещи: как это вышло, что ее прекрасно разработанный план провалился, и таможенники сунули-таки нос в запечатанный и опломбированный трюм и увидели, что там нет никакого оружия?