— Ах, я ждал, когда вы это спросите, — кивнул Гурьев. — Ровнёхонько четверть века, Иосиф Виссарионович. Ну, без нескольких недель.
— Вы женаты? В вашем возрасте люди редко озабочены тем, о чём мы с вами сейчас беседуем.
— Нет, я не женат. Но если вы хотите знать, существует ли та, ради которой я здесь — отвечу: да, существует. Потому что только любовь способна что-нибудь изменить, Иосиф Виссарионович.
— У вас есть дети? — тихо спросил Сталин.
— Нет.
— Вы уверены? — усмехнулся он.
— Насчёт детей? Абсолютно. Я это тщательно контролирую. Управлять нужно всем, чем можно управлять. И нужно уметь возглавить то, что невозможно предотвратить. Этому учит нас ваш любимый Макиавелли. Но правда и то, что далеко не всё актуально в этой замечательной книге. Конечно, люди изменились ничтожно мало, если изменились вообще. Но вот мир — мир точно стал с тех пор иным. Например, Макиавелли не знал, что есть вещи, которыми управлять невозможно, а значит, не стоит и пытаться этого делать — я имею ввиду, напрямую. О стратегии непрямого действия Сунь Цзы, например, Макиавелли ничего не слышал. Он был очень высокоразвитым человеком для своего времени, но всё-таки — лишь для своего времени. А это без малого четыреста лет тому назад. Например, Макиавелли тоже ничего не слышал ни о личном пространстве, ни о том, что своим личным пространством можно научиться управлять. Не позволять ему контролировать вас, а контролировать его самому. Не просто, но посильно. Кстати, что вы скажете об этом, Иосиф Виссарионович?
— Я должен над этим подумать, — осторожно кивнул Сталин. — Но это очень интересно. Как и многое из того, что вы говорите. Вы даже знаете о том, что я читаю «Государя». У вас очень серьёзные источники. И мне очень трудно поверить, что вас никто не посылал ко мне.
— Ну, а давайте тогда попробуем вычислить, Иосиф Виссарионович, кто мог бы обладать такими возможностями — заставить меня отправиться к вам. Исходя из того, что я предположительно говорил вам правду. И о своей финансовой независимости, и об отсутствии интереса к власти. Какая-нибудь японская разведка? Или британская? Немецкая? Белогвардейцы? В Америке вообще пока нет разведки, сущие дети. Давайте ещё будем помнить о том, что я русский и хорошо понимаю, что разведка — это государственный инструмент, а значит, работать на иностранную разведку — это работать против своей страны. Что бы ты ни делал — ты всё равно работаешь против, объективно против, так уж это устроено. Конечно, справку о своей кристальной чистоте я не могу предоставить. Но, ещё раз хорошенько подумав и прикинув мои возможности, сравнив их с теми, что я могу получить от какой-то там разведки — да хоть от всех от них, вместе взятых — вы легко поймёте, Иосиф Виссарионович, что это несерьёзное предположение. Исключим разведки?
— Ну, давайте. Давайте исключим.
— Что же остаётся? Какой-то личный интерес?
— Да.
— Какой?
— Наследник.
— Всё-таки — какое это наслаждение, беседовать с одним из умнейших людей эпохи, — улыбнулся Гурьев. — Прямо сам себе завидую чёрной завистью. Вы, наверное, уже представляете себе за спиной этого самого таинственного наследника прямо-таки коалицию супердержав, потирающих руки в предвкушении — сейчас, сейчас этот легковерный Сталин поддастся на уговоры нашего агента — и… И опять вы не угадали, Иосиф Виссарионович. За спиной наследника нет ни одной не то что супердержавы — нет даже просто державы. Даже самой плюгавенькой, самой завалящей державишки — и той не имеется. Нет вообще ничего. Это ребёнок. Сирота. Ни отца, ни матери. Всё, что у него есть, он получил от меня. Вообще всё, Иосиф Виссарионович. И средства к существованию, и учебные планы, и даже список литературы для внеклассного чтения. Это я его создал из праха земного — Наследником с большой буквы. Ну, разумеется, он пока ни о чём даже не догадывается — в том числе и о том, что является наследником. И никто не посмеет сказать ему об этом без команды — потому что знают, чем это для них закончится. И я уж точно не позволю вшивым разведкам каких-нибудь засраных макаронников или лягушатников греметь в свои дурацкие погремушки и наяривать камаринскую вокруг моего малыша. Никому не позволю манипулировать наследником русского престола, плести вокруг него свои, с позволения сказать, «интриги». Я их просто слопаю с гречневой кашей, Иосиф Виссарионович. И всё, чего я хочу — это поставить за его спиной по-настоящему великую державу, единственную, которая заслуживает настоящего наследника после великого Сталина. Единственную державу, которая может что-нибудь удержать. И его — поставить перед нею. И не просто так — взять и поставить, как пешку. Нет. Заставить послужить этой державе. Узнать её, почувствовать. А потом — получить из ваших, Иосиф Виссарионович, рук, как величайшую драгоценность, с полным осознанием ответственности за передаваемое, по единственно возможному праву — праву наследника из царского рода. А теперь вы, конечно же, хотите спросить, что буду делать при этом я. Отвечу, Иосиф Виссарионович. Я постою в сторонке и полюбуюсь, как это волшебное действо будет происходить. А потом трижды облобызаю моего малыша, по старинному русскому обычаю, который даже много старше православия, и отчалю к себе. В Аркадию. Чтобы никого своим присутствием и жутким взглядом не смущать. Все и так будут знать, что всё произошло по праву и по правилам. И я вижу, вы мне опять не верите.