Я хорошо понимаю, а лучше сказать, чувствую — ждать больше нельзя. Нельзя потому, что невозможно сделать счастливыми других, если ты сам — несчастен. Я знаю: мы оба — и ты, и я — в долгу перед ним. Мы обязаны сделать всё для того, чтобы они были вместе — Гур и Рэйчел.
Я знаю, почему Гур и Рэйчел не могли увидеться до сих пор. Я знаю, ты — пилот, истребитель, отважный, умелый — настоящий герой. Откуда я это знаю? Очень просто: ведь Гур — твой наставник. Ты не можешь быть другим, вот и всё. И я знаю, как важно солдату, чтобы его возвращения из боя ждали с нетерпением, чтобы желали ему от всей души — вернуться с победой. Я знаю, как важно, чтобы солдата ждала с войны жена или подруга. Я знаю — Рэйчел делает это сейчас, ведь она — твоя сестра, самый близкий, родной тебе человек, и поэтому думает, что не может приехать сюда. Но это неправильно, и ты не можешь этого не понимать. Я прошу тебя, Эндрю: отпусти, пожалуйста, Рэйчел, и разреши мне ждать тебя — вместо неё. Я умею делать это очень хорошо, ведь мой отец — военный, капитан корабля, и я знаю, что такое — ждать близкого человека и жить ожиданием встречи. Я стану тебя ждать — до самого конца войны, и клянусь тебе — если ты согласишься, тебе никогда не придётся жалеть об этом. Ведь немецкий фашизм — наш общий враг, и в войне против Гитлера мы обязательно будем сражаться плечом к плечу. И обязательно победим.
Я посылаю тебе свою фотографию — может быть, она поможет тебе принять решение, которое для меня очень важно. Конечно, ты, наверное, знаешь многих девушек, которые гораздо красивее меня и находятся рядом с тобой, в Англии, в Лондоне. Но если никто из них ещё не сказал тебе, что будет ждать тебя с войны — я хочу сделать это первой, сама. И если я буду ждать тебя — мы обязательно встретимся.
Я очень долго не решалась тебе написать и долго думала: что я должна сказать, чтобы ты понял, как важно то, о чём я пишу? А потом я догадалась. Я разговаривала с людьми — десятками, сотнями людей, которые живут в нашем городе, куда Гур приехал всего лишь несколько месяцев назад. И я поняла: если бы я рассказала им, этим людям, каждому из них, о письме, которое сейчас пишу, то все они с огромной радостью попросили бы тебя о том же самом, о чём прошу я. И так поступили бы все люди, которым когда-нибудь довелось встречаться с Гуром. И вместо этого листочка ты получил бы целый, наверное, огромный вагон бумаги с подписями всех этих людей. Я не знаю, сколько на самом деле этих людей в других городах нашей страны. Почему-то я уверена, что их многие, многие тысячи. И это письмо мне поклялся передать тебе ещё один человек, который обязан Гуру не только жизнью, но и всем остальным, самым дорогим, что у него есть.
Я понимаю — идёт война, и почта работает плохо, а может быть, не работает или не станет работать совсем. Но это нисколько не страшно: ты можешь быть абсолютно спокоен — для того, чтобы ждать твоего возвращения с войны, мне вовсе не требуются слова, обещания и клятвы. Если я буду знать: ты согласился, этого будет достаточно. Я хочу, чтобы ты знал: когда ты отправишься в бой, у тебя будет как будто два сердца — твоё собственное и моё. И с нами — с тобой и со мной — ничего не случится.
С надеждой на твой ответ и грядущую встречу, Даша».
Тэдди отложил письмо и, чувствуя, как в горле сейчас взорвётся колючий комок, посмотрел на фото незнакомой девушки. Даша. Даша, подумал он. Какое чудесное имя. Как будет полное? Дарья? Этого просто не может быть. Гур, я понял. Я всё сделаю, Даша. Всё, как ты говоришь.
* * *
— Кто она, Рэйчел?! — Тэдди едва успел подхватить письмо, выскользнувшее из её пальцев. — Что с тобой? Тебе нехорошо?
— Нехорошо?! — печально улыбнулась Рэйчел. — Боже мой, нехорошо… Бедная, бедная девочка. Она думает, будто всё так просто…
— А разве нет?
— Нет, Тэдди. Нет.
— Тогда расскажи. Сейчас же.
— Я не могу. Не имею права. Только, если Гур разрешит. Если Джейк разрешит. Когда он разрешит.
— Я князь или не князь? — тихо спросил Тэдди, и в его голосе Рэйчел вдруг услышала какую-то новую ноту. — Я хочу, чтобы ты немедленно связалась с ним. Я должен знать. Мне надоели эти средневековые тайны.
— Это уже не средневековье, дорогой, — покачала головой Рэйчел. — Это современность. Ужасная, страшная эпоха, доставшаяся нам — одна на всех.
— Я еду к полковнику Уайтлингу, — Тэдди поднялся. — Немедленно.
— Зачем?!
— Попрошу отпуск по семейным обстоятельствам. Мы едем в Москву. Как только будут готовы визы.
— Тэдди. Это мальчишество. Во-первых. Во-вторых, ты не можешь подвергать риску многолетний труд сотен, тысяч людей. Слишком многое поставлено на карту. Слишком многое — если не всё.
— Тебе придётся рассказать мне это самое «всё», Рэйчел, — прищурился — так знакомо — Тэдди. Господи Боже, подумала она, да что же это такое?! Столько лет я не могу избавиться от чувства, что Тэдди — не мой брат, а… его сын. Немыслимо. — Я слушаю тебя — очень внимательно.
В конце концов, подумала Рэйчел, я всё равно должна сказать. И Гитлер всё равно нападёт на Россию — возможно, даже в этом году. И тогда… Нет. Всё уже изменилось. Уже.