— Да ну тебя.
Мне… Джейк, а почему никто так не умеет, как ты?
— Я просто стараюсь, чтобы тебе было понятно и хотя бы чуточку интересно. На самом деле хороших учителей очень много, просто они до тебя пока не добрались.
— Да-а, как же, — улыбнулся мальчик. И сделался снова серьёзным: — Джейк… А это тоже — геополитика? Про… О народах и о государе?
— Конечно. Ты быстро учишься, ты внимателен и умеешь слушать, поэтому заниматься с тобой — сплошное удовольствие. Мне это очень нравится. Но на сегодня, я думаю, достаточно. Ты подумай ещё над всем этим, а завтра мы продолжим. И мне кажется, неплохо бы тебе поделиться тем, что ты узнал, с твоей дружиной. Потому что князь должен не только бегать и прыгать вместе со своей дружиной, но и настраивать её на правильное понимание своей политики. Потому что дружина непременно должна понимать и разделять политику своего князя. Понимать, что определять политику — это право и обязанность князя.
— А они меня послушают?!
— Что такое?! — изумился Гурьев. — Ты — князь или не князь?!
— Князь, — кивнул мальчик.
— Обязательно послушают, — пообещал Гурьев. — Послушают, и очень внимательно. Ты напишешь сообщение для господ офицеров, мы с тобой поработаем над ним, чтобы в нём не было ненужной воды и случайных слов, и ты прочтёшь им его, как доклад. Естественно, без бумажки. Князь ведь не может говорить по бумажке, как какой-нибудь генеральный секретарь. У князя каждое слово — золото, даже не серебро. Договорились?
— Да. А как будет называться доклад?
— Ну… например, так: «О некоторых особенностях народных характеров великороссов и евреев». Как?
— Очень длинно, — покачал головой Тэдди.
— Да, ты прав, — покаянно вздохнул Гурьев. — Действительно, очень длинно и скучно, как толстая книжка о геополитике. Слушатели могут разбежаться ещё до того, как начнётся доклад. Ну, тогда ты что-нибудь предложи.
— А я уже придумал. «Бриллианты короны — какие они?»
— Хм. Немного туманно, тебе не кажется?
— Зато никто не догадается. И будет сюрприз! Представляешь?! А начну я так: основа состояния Империи — это люди, её граждане и строители. Люди — главное сокровище Империи, без которого Империя не только не имеет смысла, но и вообще невозможна. Как ты думаешь, это… годится?
— Здорово! Просто отлично. Честно!
— Правда?
— Конечно.
— Гур… А ты мог бы стать королём?
— Нет, — сделав вид, что ответ стоил ему раздумий, покачал головой Гурьев. — Никогда.
— Почему?!
— Я очень люблю сердиться, — улыбнулся Гурьев.
* * *
— Что он делает?! — шёпотом спросил Осоргин, который вместе с Матюшиным слушал этот «открытый урок» в соседней комнате. Гурьев специально, с далеко идущими намерениями, пригласил обоих офицеров. — Господи Боже, да что же это он делает такое?!
— Он лепит нам с вами Государя, Вадим Викентьевич, — почти так же тихо ответил генерал. — С заглавной буквы. Того самого Государя, которого у нас нет и который нужен нам, как воздух.
Того самого Государя, которого у нас нет и который нужен нам, как воздух. Вот что он делает. И вылепит, будьте уверены. А потом встанет — и уйдёт. Всё точно так, как говорил.
— Боже мой… Каждое слово, просто каждое слово! Ведь это же записывать надо, записывать! Как — уйдёт?! Кто же ему позволит — такому — уйти?!
— Уйдёт, Вадим Викентьевич. И правильно сделает. Поступит, так сказать, единственно возможным способом, — горько вздохнул Матюшин.
— Ну, значит, я с ним уйду, — Осоргин закрыл глаза. — Без него мне никакой государь не нужен. Вот такое моё всем вам слово — офицерское слово, последнее.
— Послушайте, Вадим Викентьевич, — сердито проговорил Матюшин. — Поверьте, я прекрасно понимаю, что с вами творится, ибо сам переживаю нечто весьма похожее. Но думаю, однако, следует всё же внять доброму совету Якова нашего свет Кирилловича и перестать воспринимать происходящее в столь откровенно мистическом и магическом ключе. И, наконец, вместо того, чтобы завывать от восторга и биться лбом об землю, — чего сии беспримерные деяния, вне всякого сомнения, заслуживают, — всё-таки начать в полную силу Якову Кирилловичу помогать. Так как именно для этого мы с вами, насколько я понимаю, сюда и приглашены!
— Призваны, ваше превосходительство, — Осоргин посмотрел на генерала и кивнул. — Призваны.
— Вот и замечательно. Так давайте-ка займёмся своими прямыми обязанностями призванных на службу солдат. Я подготовлю господ офицеров к предстоящему докладу и обговорю с ними круг возможных вопросов. А вы, если вам это не в тягость, подготовьте, пожалуйста, помещение и надлежащий реквизит.
— Слушаюсь, ваше превосходительство, — ухмыльнулся, козыряя генералу, Осоргин.
* * *
Тэдди волновался — кажется, это было первое в его жизни выступление на публике, да ещё перед теми, к кому он испытывал вполне понятное для мальчика уважение и даже восхищение: офицеры, почти все имевшие боевые награды и получавшие свои звания не в гарнизонах, а в битвах и сражениях с врагом, часто обладавшим многократным превосходством в живой силе и технике. «Курсанты», в свою очередь, чрезвычайно заинтригованные намёками генерала и таинственным видом кавторанга, тоже предвкушали удовольствие: кроме естественного любопытства, — как тринадцатилетний мальчик справится с ролью докладчика, это было ещё и достаточно редкое развлечение, поскольку предельно жёсткое расписание занятий курсантов «зигзагов» не предусматривало.