— Ничья?! — переспросил Сталин. И повторил: — Ничья?!
— Ты получил всё, что хотел, Иосиф Виссарионович, — Гурьев взял руку Сталина и переплёл его пальцы своими. — И я получил всё, что хотел. Мы оба выиграли — выиграли всё. Ни тебе, ни мне больше нечего — от этой игры — хотеть. Но в игре не бывает такого — чтобы выиграли оба. У игры три положения равновесия результата: проигрыш, выигрыш, ничья. Ты забыл про ничью, товарищ Сталин. А я о ней всегда помнил.
— Получается — ты выиграл?
— Нет, — беспечно тряхнул головой Гурьев. — Не получается. Ничья — это ничья. А сыграть вничью и начать корчить рожи: я выиграл, я выиграл — это не наш с тобой метод. Ты хочешь спросить: что же, игра окончена? Нет, отвечаю я, нет, Иосиф Виссарионович. Мы просто сменим инструменты. До сих пор мы с тобой играли в шахматы, а теперь — сядем за орган. И сыграем в четыре руки. Чтобы закрепить нашу ничью, не дать никому её отыграть, нам с тобой предстоит сыграть симфонию. Надо ещё очень, очень много сделать.
Ничья, подумал Сталин. Конечно, ничья. Невозможно выиграть у себя самого. Невозможно.
— Я не умею играть на органе, — прищурившись, произнёс Сталин.
— Это несложно, Иосиф Виссарионович, — сжимая его руку, проговорил Гурьев. — Это несложно. Я тебя научу.
— Ну, ладно. Ладно, — Сталин освободил руку, поднялся. Гурьев тоже хотел встать, но Сталин махнул ладонью: сиди. — Это всё хорошо. Хорошо. Очень хорошо. Скажи мне — а может Сталин царя назначить? Может?
— А ты сам как думаешь, Иосиф Виссарионович?
— Думаю, не может.
Скажи мне — а может Сталин царя назначить? Может?
— А ты сам как думаешь, Иосиф Виссарионович?
— Думаю, не может. Даже Сталин не может. Сам Сталин — не может.
— Правильно, Иосиф Виссарионович, — весело подтвердил Гурьев. — Всё ты правильно говоришь. Иначе и быть не может, ведь ты — великий Сталин. Но я это тоже предусмотрел.
— Да?!
— Да. Идём, Иосиф Виссарионович.
— Куда?
— Кино смотреть. Такого кино ты ещё не видел.
В кинозале, оборудованном по последнему слову кинематографической моды и техники, когда пошли первые кадры, Сталин повернул к Гурьеву лицо, немного удивлённо приподнял брови, собрав морщины на лбу:
— Цвет? Раскрашено?
— Нет, — мотнул головой Гурьев. — Самое-самое, американское всё. И плёнка цветная, и объективы специальные, и освещение. Ты смотри, смотри, Иосиф Виссарионович. Это всё очень важно. Не пропусти ничего. Вопросы не накапливай — вот тут у нас пульт, можно остановить просмотр, обсудить, потом дальше смотреть. Времени у нас много — потому что всё остальное, что бы ни было, может сейчас подождать. Да?
— Давай.
Глядя на экран, Гурьев спокойно и даже отстранённо комментировал происходящее:
— Вот это, Иосиф Виссарионович, — документы из Ватикана, в которых рассказывается история о мальтийских рыцарях, которые прятали некое необычайно важное сокровище — артефакт — где-то в Крыму. Где, что — из документов неясно. Помнишь, я про кольцо рассказывал?
— Помню. Я всё помню. Как ты, помню.
— Мы предположили, что это связано самым непосредственным образом. Провели соответствующие оперативно-розыскные мероприятия, опрос местных жителей в трёх предполагаемых местах и выяснили: самое вероятное место — в Сталиноморске. В Сурожске. Потом я туда поехал, чтобы процесс весь проконтролировать на месте. В результате приняли решение: времени ждать нет, решили вскрывать гору.
— Ждать — чего?
— Вот ведь какое дело, Иосиф Виссарионович, — Гурьев вздохнул. — Царство — оно ведь не может быть изготовлено по заказу. Оно должно быть явлено, понимаешь, Иосиф Виссарионович? Ну, ты же в семинарии поболе моего обучался. Только вот времени ждать — всего ждать — у нас и нет. И мы решили слегка форсировать — техническую, если можно сказать, часть. А дальше — как будто пружину боевую отпустили. Но — по порядку. Вот… Смотри. Вот. Это мы проходим к саркофагу. Вот вставляем ключ-кольцо. Видишь? Замок действительно оказался с оптической частью. Мы потом разобрали — выяснилось, что внутри точно такие же камни, как в кольце, судя по всему, фрагменты одного огромного изумруда… Ладно, это мелочи. Вот открываем дверь… Входим. А вот и сами… артефакты.
На экране сотрудники отдела раскладывали перед камерой — тёмно-малиновое полотнище с золотым шитьём, кубок. И меч.
— Что это за чаша?
— Это чаша из черепа русского князя Святослава Игоревича.
— Того… самого?
— Да. Его вместе с малой дружиной подкараулили в днепровских порогах половцы. Хан Куря. Убили, и хан сделал из его черепа чашу. И пил из неё вино в надежде получить толику храбрости и величия князя Святослава.
Потом тут будут кадры с картой походов Святослава и его земель. Включая Царьградский поход.
— Да. Хорошо.
— И я думаю, неплохо, — согласился Гурьев. — Совсем неплохо. Это знамя его, с гербом первых Рюриковичей.
— Красное знамя, — с удивлением проговорил Сталин. — Красное знамя. Это хорошо, Яков Кириллович. Это ты просто замечательно придумал. Молодец.
— Я ничего не придумываю. Когда ж до тебя дойдёт, наконец?!
— Ладно. Ладно. Что за герб? Орёл?
— Сокол. Кстати, мальтийский сокол — это тоже оттуда.
— Этого не знаю.
— Не суть важно, Иосиф Виссарионович. Ещё одна легенда, из так называемых «вложенных», отвлекающих. Меч — ну, это не очевидно, конечно, но тоже вполне ничего себе. На клинке есть надписи — действительно, меч Святославу принадлежал. Сейчас перебивка пойдёт… Вот. Это мы у Герасимова [50] — уже в Эрмитаже. Он руководил непосредственно раскопками, необычайно толковый, квалифицированный специалист, с потрясающей интуицией. Без него — вряд ли бы получилось так быстро и чистенько. Коротко — Герасимов провёл ряд исследований, доказывающих возможность восстановления облика человека по черепу. И освоил метод, описал его. Правда, наука его пока признавать отказывается, но это не беда, потому что органы НКВД, в частности, угрозыск, уже обращались к нему за экспертизой, раскрыт ряд преступлений, ранее считавшихся нераскрываемыми. Начальника московского угрозыска тоже засняли, снимки, документы — всё, как полагается. Контрольные работы засняли, задокументировали. А потом передали ему чашу. Вот, смотри, Иосиф Виссарионович.