— Да.
— Знаешь, почему Сталин победил Троцкого, который был в десять раз образованнее, в сто раз блистательнее, смелее и ярче Сталина? Троцкого, великолепного оратора и пламенного революционера?
— Почему?
— Потому что Сталин никогда не кричит и не сердится.
Никто никогда не видел его с перекошенным от ненависти лицом. И поэтому он очень опасный противник. Жестокий и целеустремлённый, потому что так вести себя умеют лишь люди, которые очень хорошо знают, чего хотят. И он вовсе не посредственность. Он умеет слушать и преподнести своё решение так, как будто он принял это решение, советуясь со всеми остальными коммунистическими вождями. Иногда это на самом деле так, иногда не так. А Троцкий — никогда никого не слушал, а только говорил. Тот, кто не умеет слушать, всегда проигрывает. Умный Троцкий вёл себя, как дурак, и проиграл. Сталин, который нигде ничему толком не учился, который плохо говорит по-русски и совсем не умеет полемизировать, скучный Сталин повёл себя, как умный, — и выиграл. Так всегда было, есть и будет. Всегда. Запомнил?
— Да. Получается, Сталин лучше Троцкого?
— Мы вернёмся к этой теме в другой раз, а пока скажу так — оба они хуже. Каждый из них плох по-своему, уникально и неповторимо. Для России и Сталин, и Троцкий — несчастье. Просто один негодяй перехитрил другого. Вор у вора дубинку украл. Но об этом, повторяю, мы поговорим в другой раз. Обязательно. Хорошо?
— Хорошо.
— Отлично. Продолжаем занятие по геополитике. Мы остановились на том, что ни растить, ни кормить такого крокодила, какого мы тут с тобой нарисовали, никто особенно не жаждет. Ни сами немцы, ни французы с поляками, ни голландцы с чехословаками. А теперь давай представим себе, чтобы ты сделал, если бы был… русским царём.
— Почему русским?
— А посмотри-ка, на кого разинута эта пасть. Представь себе, что Польши нет. На кого?
— На Россию, — тихо проговорил мальчик.
— Верно. Так что бы ты сделал?
— Я бы…
— Накормил его? Засунул бы ему в пасть кусочек Польши, чтобы он успокоился? Посмотри, какое хорошее решение. Вот оно, прямо на поверхности.
— Наверное, поэтому оно не очень хорошее.
— Почему?
— Потому, что ты не дал мне подумать, — улыбнулся Тэдди.
— Великолепно. Видишь, Геополитика, получается, не такая уж и страшная штука, а? Ну, хорошо. Не стану тебе подсказывать. Подумай.
— Я бы… отрезал ему челюсти, — некоторое время спустя проговорил мальчик.
— Оторвал бы ему пасть. Давай называть вещи своими именами. Тут ведь нет газетчиков, репортёров, посторонних, которые могут разнести, что услышали. На советах с генералами и адмиралами нужно называть всё так, как оно называется на самом деле. В парламенте можно — и нужно — пользоваться аллегориями и метафорами. А с генералами — чётко, ясно, предметно. Оторвать пасть. Это решение очень ответственное, Тэдди. От него зависят десятки тысяч жизней — а может быть, миллионы. Ты хорошо подумал?
— Я подумал. Но, если я этого не сделаю, тогда получится, что любой немецкий кайзер или канцлер… всё равно будет хотеть накормить своего крокодила? Ведь так?
— Именно так, Тэдди. Именно так всё и обстоит на самом деле. Итак, это твоё решение. Нужно оторвать зверю пасть. Конечно, страна — это не животное, и «пасть» — это не совсем пасть, но что-то в этом, безусловно, есть, потому что семьсот лет постоянных войн для того, чтобы накормить «зверя» — это что-нибудь да значит, не так ли?
— Наверное, — Тэдди вздохнул.
— Хорошо. Предположим, решение принято — но выясняется, что в одиночку тебе не справиться. Что делать?
— Союзники, конечно, — пожал плечами Тэдди. — Британия, Франция, Чехословакия, Польша.
— Польша — нет.
— Почему?
— Польша исторически очень плохой союзник. Польшу следует принимать в расчёт, но ни в коем случае нельзя на неё надеяться. Я потом объясню подробно, почему. Пока просто запомни это. Не хочешь подумать ещё?
— Хочу, — посмотрев на Гурьева, кивнул мальчик. — Голландия и Бельгия. Да?
— А ещё? Может, подсказать?
— Нет. Не надо.
— Ладно. Я подожду, — Гурьев откинулся в кресле и сцепил руки в замок на затылке. — Не подсказка, но совет. Подними глаза от карты и подумай о Германии. О людях, живущих там.
— Шпионы!?
— Нет, Тэдди, — Гурьев снова сел прямо. — Нет. Шпионы — это… как-то это не очень хорошо, правда?
— Ну… Это… Предательство.
— А давай вспомним, что мы уже выяснили. Что кое-кто в Германии не хочет кормить крокодила. Это же совсем не обязательно хотеть, верно? Конечно, человека можно заставить это делать. Постоянно писать в газетах, например, что Германия — превыше всего, что немцы — самые правильные, самые добрые, самые справедливые люди на свете и сам Бог велел им править Европой. Можно делать это так часто и так хитро, что многих удастся убедить в этом. Но ведь мы с тобой знаем, что это не так и так быть не может. То есть верить в этот бред совершенно не обязательно, правда? И кормить крокодила поэтому — тоже.
— Нет, конечно!
— То есть среди немцев тоже должно оказаться совсем не так уж мало таких, кто не хочет кормить крокодила, — и не потому, что им лень работать, а, например, они любят своих детей и потому им не хочется, чтобы они погибли за «великий Рейх». Наверняка есть, не может быть, чтобы не было.