— Твоя воля — мой меч, — повторил медленно король.
— Да. Меч, которым можно сразить самого дьявола, милорд. Двойной меч. Японцы, — они так и называют его: Хатиман, Мечерукий.
— Невероятно, — качая головой, прошептал король. — Невероятно! Но… Кто же он?! Чародей? Маг? Повелитель птиц и зверей, говорящий на их языке? Это правда, что у него есть ручной орёл, безжалостный убийца, которого он может заставить делать всё, что ему угодно?
— Рранкар — не больше убийца, и ничуть не более безжалостен, чем любой другой орёл или тигр, — улыбнулась Рэйчел. — Он друг, а не наёмник. Только не спрашивайте меня, как. Я не знаю ответа. Знаю только, что дело не в магии. Нет никакой магии вообще, всё это бредни невежд и выдумки бездарностей. Всё и проще, и сложнее одновременно. Он не просто уверен, что в каждом живом существе спрятан алмаз — он совершенно точно знает это. И он умеет достать этот алмаз из кого угодно и показать владельцу: посмотри, какое сокровище принадлежит тебе! И тот, кому принадлежит это сокровище — неважно, человек или зверь — становится его другом. Вручает ему этот алмаз для огранки. Он просто огранщик, наставник. Он ювелир. Он берёт у вас булыжник, а возвращает вам — бриллиант и крылья в придачу, чтобы вы могли поднять свой бриллиант поближе к свету, к солнцу, чтобы он засверкал, как того заслуживает. Но каждое истинное ремесло, доведённое до совершенства, становится искусством, превращается в чудо. Вот в чём его главный секрет.
— И с вами произошло то же самое.
Но каждое истинное ремесло, доведённое до совершенства, становится искусством, превращается в чудо. Вот в чём его главный секрет.
— И с вами произошло то же самое.
— Да. И это снова из простого события сделалось чем-то гораздо большим. Его главное умение, его работа — увидеть, разглядеть человека, людей, идущих с ним рядом. Его интерес к ним — личностям, их внутреннему миру, знаниям, мнениям, взглядам. Это не любопытство — и ничего общего не имеет с любопытством. Всё начинается с совершеннейших мелочей. Он жадно учится всему, чего могут его научить — кто бы это ни был. А потом… Он открывает людям не только и даже не столько — себя, сколько их самих. Как и многим другим, он подарил мне — меня. Он заставил меня поверить — не только поверить, но и понять — что способен взглянуть на мир моими глазами. Увидеть его в точности таким, каким вижу его я. Я вдруг поняла: мне совсем не нужно притворяться для него, не нужно капризничать, манипулировать, хитрить — мне достаточно просто сказать, что я вижу то или это иначе. И этого совершенно достаточно для того, чтобы он остановился. Остановился затем, чтобы посмотреть моими глазами. Я не уверена, понимаете ли вы, милорд, что я на самом деле пытаюсь сказать. Женщины в мире привыкли, что мужчины делают своё дело, никогда не спрашивая их ни о чём. Я тоже привыкла к этому. Нас, женщин, воспитывают именно так — если хочешь, чтобы мужчина сделал то, что необходимо тебе, воспользуйся своим арсеналом: красотой, обаянием, остроумием, покори его, одурмань… С ним это невозможно. С ним можно быть только честным до конца, как и он — всегда до конца честен в ответ. Ни для одного мужчины на свете я не хочу быть такой желанной и неотразимой, как для него — именно потому, что он в своём восхищении совершенно безжалостно бескорыстен. О, я поняла это далеко не сразу — но когда поняла… Человечество состоит из мужчин и из женщин, милорд, и человек убог и несовершенен, пока одинок. Каждый мужчина и каждая женщина — всего только полчеловека, и мы обездоливаем себя и наших детей, не умея объяснить им это. А он — может. Он делает это ежедневно, ежесекундно — на глазах сотен людей. Вы знаете, что произошло? Сначала они увидели это его отношение ко мне. Зная о том, на что он способен, они поняли — нет, это не слабость. Они решили: это любовь. Но это — это гораздо больше. Сначала, увидев, услышав, узнав, как он поднимает меня, ставит рядом с собою буквально во всём, они решили: я — его женщина, и потому — именно потому, и только поэтому — им полагается так же внимательно и трепетно ко мне относиться. Потом они поняли — постепенно, — что я — его часть, его удел, его доля, и перенесли свои чувства к нему на меня. Но постепенно — снова очень быстро, неимоверно быстро — он приучил их к тому, что я достойна быть услышанной и понятой не только как его отражение, но и как я сама. Потому что я — это я, неповторимая, единственная, ни на кого не похожая, как он, как вы, как ваша Уоллис, как любой другой человек — мужчина и женщина — на этой земле. Он — человек будущего. Придёт время — и все мужчины научатся так относиться к женщинам, своим и чужим. Не знаю, скоро ли наступят такие времена для всех остальных, но я уже живу в этом мире, милорд. И мне он нравится так, что я не просто не позволю отнять его у меня, не просто не дам его разрушить — я сделаю всё для того, чтобы мир каждого человека стал таким.
— И вы, миледи, пытаетесь уверить меня, будто сотворённое этим человеком, — с вами, с другими людьми — не магия?! — потрясённо и медленно произнёс Эдуард. — Боже мой, миледи. Ведь вы не просто ощущаете то, о чём говорите — вы понимаете это. Вы не только чувствуете — вы сознаёте?! Неужели же вы не понимаете: это и есть — настоящее чудо?!