— А шишка! Шишка на голове! — продолжал стонать Коллер. — Вы просто настоящие звери, джентльмены! О-о-о-о… Как больно… Неужели нельзя было придумать что-нибудь менее ужасное?!
— Постановка должна была выглядеть правдоподобно и безупречно. Заживут ваши рёбра, ничего страшного. И вообще — искусство требует жертв!
— А деньги?!
— Вы не в церкви, вас не обманут, — отрезал кавторанг. Недавно попавшая в кают-компанию — стараниями Гурьева, который заботился о том, чтобы господа офицеры не оставались в неведении относительно происходящих в СССР литературных и не только событий — книжка одесских юмористов Ильфа и Петрова так понравилась моряку, что он цитировал её к месту и не к месту, нисколько не заботясь о том, насколько механический перевод цитат на английский соответствует британскому чувству юмора. — Мистер Брукс, выдайте этому засранцу его тридцать сребреников.
— Мастер Джейк вообще-то обещал перебить всех засранцев, а не одаривать их деньгами, — сердито поджал губы Брукс.
— Мастер Джейк отходчив и предпочитает элегантные решения кровавым, — усмехнулся моряк и подмигнул Коллеру. — Но и его терпение не безгранично. А уж моё — так я и вовсе не советую вам, Коллер, испытывать. Я как раз обожаю дырявить всё подряд.
Хорошенько зарубите себе это на носу.
Он снял трубку телефонного аппарата и, услышав голос офицера, отвечающего за связь, велел:
— Соедините меня с базой. И дайте отбой по команде, всё прошло штатно.
Лондон . Октябрь 1934 г .
«Sunday Times». Страшная находка
Сегодня, 27 октября 1934 года, тело Виктора Ротшильда было найдено в его рабочем кабинете в поместье Эксбери Парк. Никто из прислуги и домочадцев недавно бесследно исчезнувшего барона не может объяснить, каким образом тело появилось в доме и когда это произошло. Из кругов, близких к семье, сообщается, что по просьбе родственников лорда Ротшильда вскрытие производиться не будет, поскольку совершенно очевидна смерть Виктора Ротшильда от естественных причин — переутомления и нервного истощения, на которое барон Ротшильд неоднократно жаловался своему лечащему врачу. «…»
Осень 1934 — Осень 1935 г.
Впервые за много, много лет у него появилось время. Время — с большой буквы. Время подумать о том, что произошло — и куда двигаться дальше.
Лондонский дом на Мотли-авеню купили и тоже переоборудовали: обнесли настоящим забором — то, что Гурьев называл «безопасным периметром». Там принимали политиков, и не только — вообще людей, которым совершенно незачем было лицезреть то, что творится в Мероув Парк. После странной смерти Ротшильда здесь буквально «прописался» Черчилль, у которого — то ли после этого, то ли вследствие этого — резко пошли на лад финансовые дела. В самом поместье стали традицией «субботы» и «вторники» — долгие, бесконечные разговоры у камина после ужина, когда ставшее уже довольно большим «общество» обсуждало всё на свете. В таких разговорах иногда рождалось нечто гораздо большее, чем планы на ближайшую неделю.
Гурьев много времени уделял Ладягину, который оказался настоящим кладезем идей — от концептуально-стратегических до предельно конкретных технических инноваций. К сожалению, работы по созданию детектора, обещанного ещё в июле, продвигались крайне медленно: экспериментально установив, что из оставшихся материалов, использованных для изготовления мечей, ничего не получится — слишком мало, Ладягин теперь пытался придумать что-нибудь ещё. Опасения Гурьева, что оружейник замкнётся на какой-то одной задаче, забыв обо всём остальном, оказались напрасными: в мыслях не было недостатка. И пистолет, и прочие проекты, существовавшие в голове — не только Гурьева, не только Ладягина — быстро, невероятно быстро обрастали плотью и кровью. Мыслей было много — даже, кажется, больше, чем нужно. Существовали значительные проблемы с их реализацией:
— Поймите, Яков Кириллович, невозможно частным образом финансировать исследования науки в целом ряде отраслей и областей. Нужна государственная воля, государственный интерес. Никакому частнику не нужна энергия освобождённого атома. Он просто не знает, куда её деть, а, главное, как!
— Электричество.
— А как передать его на большие расстояния? Как снимать? С какого рабочего тела? Масса, масса вопросов. Нужны лаборатории, сотни, тысячи людей, химики, математики. Никакой частный капитал, даже будь это такой банк, как у вас, не в состоянии оплатить такой объём работ. Мало ли, что я придумал? Нужно это ещё как-то воплотить. Вы поймите, Яков Кириллович. Ведь как всё начиналось? Возьмем век восемнадцатый. Это век Голландии: там сделали то, чего никто в истории до них не смог, — внедрили идеологию тотальной механизации. Открыли, можно сказать, созидательную мощь изобретений, науки и образования. Целое столетие маленькая, мизерная по мировым масштабам страна была лидером мирового развития! Потом — Британия подхватила этот порыв Нидерландов, продержав у себя первенство следующие сто лет.
Целое столетие маленькая, мизерная по мировым масштабам страна была лидером мирового развития! Потом — Британия подхватила этот порыв Нидерландов, продержав у себя первенство следующие сто лет. Ведь именно на долю Британии выпала судьба быть колыбелью овладения движущей энергией неживой природы — энергией пара, нефти, газа, электричества! Именно Британия дала идее прогресса мощь и размах! Именно Британия стала мастерской и лабораторией мира, в Британии была дана жизнь индустриальному обществу. Британия, став мировым лидером производительности труда, повела за собой остальную Европу. Да что там Европу — весь мир!
— Вы поэтому сюда так стремились в своё время? — улыбнулся Гурьев.