Это Артему не понравилось вообще.
Машина у Савелия была — универсал. Под чехлом стояла: серебристая, ухоженная, промасленная, стекла черные зеркалят, антенна торчит усом метра на полтора. Особенная: руль справа. Посмотрелся Артем в черное стекло: на голове — каска дурацкая, какую уж Савелий выдал, зато ствол хороший, с глушителем. Ствол важней.
Остальное все на подземной парковке — сгнило или было разграблено. Невесело ей тут, подумал Артем: одна живая. Как на кладбище зашла своих проведать.
Завелась сразу.
— Японочка, — не без гордости объяснил сталкер. — Я, как ни поднимусь, обязательно навещу ее. Сейчас мало кто из левых шастает, конечно, но беспокойно все-таки.
Выползли из этого склепа, вырулили на Садовое.
— В Балашиху, говоришь?
— В Балашиху.
— А где там? Она ведь не маленькая, Балашиха. Город, как бы.
— Приедем — найдем.
— Смешной ты, — сказал Савелий.
Поехали направо по Садовому. Спешить нельзя: между ржавым хламом коридор неширокий, извилистый. Иной раз сунешься на тропинку, а она тупиковая. Обратно сдавать. Тротуары тоже все забиты столкнувшимися авто. Когда люди думали убежать из Москвы, гнали и по тротуарам. И по другим людям гнали. А было куда бежать-то?
— Ну и что там?
Стартовали ранним утром, чтобы на экспедицию был день с его темным светом.
А было куда бежать-то?
— Ну и что там?
Стартовали ранним утром, чтобы на экспедицию был день с его темным светом. Небо было все замазано облаками, и того десятирублевого солнца, которое Артем видел в прошлый раз, теперь не давали. Ночь получилась черной, рассвет серым, утро вовсе бесцветным.
Весь вечер пил, лишь не думать о том, что не он Саше хозяин; от ночи осталась пара часов, проснулся не похмельным даже, а пьяным еще. Мутило — может, от браги, но видно, от болезни.
Ворон в городе не было, собак не было, крыс. Дома стояли высохшие. Ветер только двигался, остальное давно закоченело. Тикал дозиметр, как Артему его личный обратный отсчет. Леха молчал, будто язык проглотил. Мертвечина была вокруг.
— Там форпост. Красная Линия строит наверху колонию.
— Красная Линия? Колонию? Зачем?
— Будут заселять поверхность, — отчаянно сказал Артем.
— В Балашихе? Балашиха ведь не так чтоб далеко очень. Сразу за МКАДом. На счетчик-то глянь. Кто там жить сможет?
— Люди.
— Ты хоть откуда это взял, парень?
— Мне человек сказал… Надежный. Сказал, что людей с Бульвара Рокоссовского отправляли туда строить форпост. Заключенных. На Бульваре лагерь же у них. И бульвар рядом с Балашихой совсем, пешком дойти можно. Все складно, если подумать.
— А почему в Балашихе? Что там такого? — не отставал Савелий. — Бункеры какие-то? Военная база?
— Радиоцентр. Может быть. Вроде. Так что… Если логически — с кем-то они должны связываться, раз радиоцентр, — Артем повернул голову, посмотрел на Савелия: как отреагирует? — Так что, я думаю, где-то еще есть выжившие.
Форпост.
Пока отлеживался у Саши на продавленном раскладном диване в ее каморке, было время себе его вообразить. Ну это крепость, наверное, стены высотой метров несколько, вышки пулеметные — от врагов; зато внутри — как в стеклянном шарике с детским снегом — уютный раек. Ну как, какой? Люди, конечно, без противогазов, дышат воздухом. Дети играют… Все сыты. Животные там домашние. Утки, может? Оранжевые. Ну, грибы, ясно, здоровенные выросли. И весь этот внутренний двор — в сочной зелени: шелестит на ветру, переливается. Живут, в общем, а не существуют.
У Савелия на лице вместо кожи была бледная зеленая резина; резина от Артемовых слов не сморщилась, не натянулась. Вместо глаз у Савелия были круглые стекляшки, стекляшки могли только пучиться, а щуриться не умели. Смешно ему сейчас? Или злится, что подрядился на такую бездарную глупость? Спрашивает себя, ради чего рискует? Знал бы он, кто Артему сообщил про Балашиху; и что в тот момент остальные вокруг говорили.
Савелий подождал, потом протянул руку, нащупал кнопку, включил радио. Прогнал ФМ, переключился на АМ. Потом — УКВ. Везде подвывал слабо, будто ветер в голых ветках, заброшенный эфир. Крутилась дустом проморенная Земля, вся пустая, в безвоздушном пространстве, и только в одной точке сидел на ней человек, как одинокая недотравленная вошь. Сидел, накрытый небесным колпаком, неподвижно и сонно: деваться некуда, а смерть нейдет.
— Хорошо б было, если бы еще где-то были выжившие, — ответил Савелий и тоже на Артема посмотрел. — Вдруг и правда, есть?
Артем даже не поверил ему, что он это честно.
— Я не москвич же, — продолжил сталкер. — Я с-под Еката. После армии учиться приехал. На оператора. Хотел про войну кинцо снимать, дебил. Была про танки мысль фильм придумать, как служил. И столицу покорять. Там все остались. Мать с батей. Сестренка младшая. Еще бабка с дедом были живы. Мать мне намекала: вот корни пустишь в Москве, а там и Варька подтянется. И мы, может, на старости лет где-нибудь в Подмосковье к вам поближе переберемся. Или вы к нам, наоборот, внуков сюда будете слать на лето, на грибы и на ягоды. Отучился. А с работой все через жопу. И вот я каждый год им: да-да, вот-вот, сейчас-сейчас. Не растут, сука, в этой Москве мои корни, и все тут. Квартира все время съемная, все время однушка, все время на выселках. Баб на фотосессии водить стыдно, не то что сестренку размещать. Опять же — если сестренка, то баб куда? Влюбился вроде, а денег жениться нет. На работу — на маршрутках, на метро, на машину все время не хватает. Копил-копил, а там раз, рубль улетел. Короче, жизнь аховая. Так я тогда думал. А теперь думаю по-другому.