— Знаешь, что? Вот правду? Ты задрал уже. То тебя на Цветной неси, к Сашеньке твоей. А теперь, когда еле до Трубной доковыляли — в Балашиху! Ну ты не оборзел? Небось, не ведро с говном, чтобы я с тобой тут круги наматывал! Кило шестьдесят весишь! Я, между прочим, так же, как и ты, в этом их адище срок мотал! И киркой махал еще, пока ты с тележечкой своей пидарастической кружился! Ну совесть-то есть? Все, слезай.
— Погоди, Жень… Куда ты меня?
— Куда! Куда! К Сашеньке твоей. Полежи тут. Стучать пойду. Если не откроют… Стоило и вылезать.
— Жень. Ты думаешь, я не понимаю ничего? Ты же мертвый. Я знаю. Как ты меня сюда принес?
— Сам ты мертвый!
* * *
— Ну, я вас сразу предупреждаю. Нежильца вы спровадили на тот свет, но Темыч чтобы у вас как миленький оклемался!
— Что с плечами? И что с ногой?
— Травма. Производственная. Короче. Помажьте его чем-нибудь.
— Чем бы это? Вокруг посмотри.
— У нас на станции от всего говном мажут, но у вас, надеюсь, есть что поядреней. Зря, что ли, сверху его тащил?
— Не выступай-ка. Сейчас обратно и потопаешь.
— Я тоже пациент, между прочим! У меня-то спину гляньте, тетенька! Мне тоже не баба расцарапала.
— А лучше, если бы баба. А этот выглядит так, как будто его вагоном переехали. Дайте-ка света… Не мой профиль. Я венеролог вообще-то. Ко мне очередь.
— Тетенька. Я знаю, кто вы. Просто заделайте его, как было. И у меня потом еще яйца пощупайте, а то мне тревожно. Такую неприятную вещь мне тут сказали!
— Почему он без сознания? Не из-за колена же! И румянец этот.
Такую неприятную вещь мне тут сказали!
— Почему он без сознания? Не из-за колена же! И румянец этот. Загорал он еще, может?
— Я загорал. Я в сознании. Мне поспать нужно. Где Саша?
— Кто такой Саша? Ой, а тут-то…
* * *
— Эй! Эта?
— А?
— Эта телка?
— Постой… Не расплывайся… Побудь…
— Эта? Саша твоя?
— Как ты меня нашла?
— Она нашла?! Ха! Да я весь этот хренов бордель на уши поставил! Я! Неблагодарная ты скотина все же, а?
— Я его помню. Помню. Ты… Что ты тут делаешь?
— И я… Я, как только вспомнил тебя… Уже не могу из головы выбросить.
— Ты Артем, да? Сталкер с ВДНХ. Правильно? Что с ним?
— Ну что с ним, что с ним… Вот так вот с ним.
— Ему тут нельзя оставаться.
— Почему мне тут нельзя? А? Я никуда не хочу. Я сюда шел.
— Ага, ты шел. Он шел, ага.
— Нельзя, потому что… Потому что я работаю. Это рабочее помещение.
— Поработай с ним теперь. Зря я, что ли, спину сорвал?
— Что ты… Что ты помнишь, Артем? Из той ночи?
— Тебя. Помню, что лежал у тебя на коленях. И что мне было… Так было… Можно, я положу опять голову к тебе… Мне очень нужно.
— Ему тут нельзя быть. Ты должен его забрать.
— Пожалуйста. Иначе мне где сил взять, чтобы уйти? Просто пять минут.
— Пять минут. Ладно.
— И погладь меня, пожалуйста, по голове. Вот так. Да. Еще. Господи, как хорошо-то.
— Давай уж я час за него оплачу! Все равно в долгах… Ради пяти минут стоило и переться!
— Что? Артем… Ты видишь? Посмотри…
— Ну да. В общем, я об этом как раз.
— А? Что? Не останавливайся, ну пожалуйста.
— У тебя волосы лезут, Артем. Выпадают волосы.
— У меня? Правда? Смешно… Смешно как…
* * *
— Ты же говорила, что всего пять минут…
— Молчи. Вот, проглоти это. Запей. Глотай. Глотай давай, это тебе нужно. Это йод.
— Мне все равно, что. Это хорошо, что пять минут не закончились. Йод поздно пить. Спасибо.
— Ты говорил… Во сне. Про Гомера. Неразборчиво. Ты знаешь Гомера?
— Да. Да. Гомер. Хороший старикан. Ищет тебя. Думает, ты утонула. Это ведь ты утонула? На Тульской?
— Я.
— Но ты ведь не утонула? Я очень не хочу, чтобы ты утонула!
— Да не утонула она! Вот сидит. Не такая румяная, как ты, конечно…
— Я, знаешь, что? Я вспомнил твой рассказ. Про город наверху. Глупый рассказ такой. Я же наверх каждый день лазал. И тут… Про самолеты со стрекозиными крыльями. Про машинки-вагончики. И дождь. Я под дождь попал там. Без резины.
— Вот, наверное, и схватил! И меня наверх без химзы поволок еще! Пойдем да пойдем! Тоже мне, сталкер! Сидел бы я в туннеле себе с этими весельчаками… И так все не слава богу…
— Ты можешь выйти? Как тебя зовут?
— Ага! За час плати, это у нас пожалуйста, а как что — пойди погуляй, да?
— Лех… Пойди погуляй, а?
— Ну вы и гады! Хотя ты ничего.
Ладно, милуйтесь. Если у тебя там штепсель не сгорел.
— Что ты помнишь, Артем? Что еще?
— Не знаю. Помню, что меня какой-то человек подобрал в коридоре. Привел… Не сюда?
— Не сюда.
— И позвал тебя. А потом… Не знаю. Помню, что лежу у тебя на коленях. Вот как сейчас. И еще… Можешь… Можешь, пожалуйста, майку приподнять тут? Вот тут, да. Живот. Можно? Вот это… Погоди… Откуда это? Это от сигареты, да?
— Не важно.
— У меня такие же… Вот, на руке тут… Смотри… Появились. Что это?
— Я не знаю, Артем. Можно, я одерну? Холодно. А где сейчас он? Гомер?
— Он… На Рейхе. Пишет книгу. Учебник истории. У него еще одна книга есть. Про тебя.
— Про меня? Он… дописал?
— Да. Заканчивается, кажется, так: «Сашиного тела Гомер на Тульской так и не нашел».
— Я через вентиляционный колодец выбралась.
— И я. Тоже. Забавно?
— А про Хантера там что сказано?
— Про кого? Постой… Про кого?!
— Лежи… Лежи… Ты болеешь! Тебе нельзя!
— Эй! Вылазь! Где ты? Я от Сома!