— Ты знаешь, что, Артем, — Мельник потерял голос, засипел. — Я тебя послушал. А теперь ты меня послушай. Не позорься. И меня не позорь. Люди знают, на чьей дочери ты женился. И весь этот бред… Это все потом на меня ложится, ты понимаешь? Не вздумай еще кому-нибудь…
— Бред?! Зачем тогда зачищать всех, кто слышал и видел этих людей… Других…
— Артем. Артем! Господи, еб твою! Да что она в тебе нашла-то?! Неужели она этого не видит?
— Не видит чего? — спросил Артем негромко, потому что воздуху не хватило громко спросить.
— Что ты шизоид! Началось с черных, теперь вот заговором продолжается. Они тебе мозг выжрали, твои черные! Ей-то ты про черных, небось, исповедался? Что не на?а-адо их было… Ракетами. Что они были добренькие. Что ангелы на земле. Что божье посольство. Что последний шанс человечеству выжить. Что нужно было просто говорить с ними. Впустить этих тварей к себе в череп. Расслабиться и получать удовольствие. Как ты. Как ты!
— Я, — сказал Артем. — Я вот что. Да, я это все вам рассказывал, и еще раз скажу. Мы, уничтожив черных, совершили самую страшную ошибку из всех возможных. Я совершил. Не знаю насчет ангелов, но уж демонами они точно не были. Как бы они ни выглядели… И да, они искали с нами контакта. И да, меня выбрали. Потому что… Потому что это я их нашел. Мальчишкой. Первым. Как я и говорил уже… И да, они меня… Вроде как усыновили, что ли? А я этому противился. Боялся, что они меня как куклу балаганную на пальцы натянут… И превратят во что-то… В свое. Потому что я был кретин, и трус. И я был такой трус, что я их на всякий случай всех… Всех до единого… Ракетами этими вашими… Лишь бы не проверять, что будет, когда они со мной заговорят. И такой был трус, что уже понимал: вот я только что уничтожил новый вид разумной жизни! И наш — последний! — шанс! — выжить! — а мне все хлопали, за это самое хлопали — бабы, дети, мужики — думали, я их спас от чудовищ, от монстров! — идиоты несчастные! — а я! — я! — я их всех обрек! — обрек! — торчать под землей — всегда! — пока не сдохнут они все! — и бабы! — и ребятишки их! — и те, кто у них родится! — если вообще!
Мельник смотрел на него холодно, бесстрастно.
И такой был трус, что уже понимал: вот я только что уничтожил новый вид разумной жизни! И наш — последний! — шанс! — выжить! — а мне все хлопали, за это самое хлопали — бабы, дети, мужики — думали, я их спас от чудовищ, от монстров! — идиоты несчастные! — а я! — я! — я их всех обрек! — обрек! — торчать под землей — всегда! — пока не сдохнут они все! — и бабы! — и ребятишки их! — и те, кто у них родится! — если вообще!
Мельник смотрел на него холодно, бесстрастно. Артем не мог его заразить ничем: ни виной, ни отчаяньем, ни надеждой.
— Мы не должны это были делать! Мы просто так озверели тут, под землей у себя, что на любого бросаемся, каждому вцепляемся в глотку, кто к нам слишком близко подойдет… Черные… Они нас искали. Симбиоза с нами. Мы бы смогли вернуться наверх, если бы объединились… Они нам во спасение были… Даны… Посланы… Проверить нас. Заслуживаем ли мы прощения… За то, что сделали… С землей. С собой.
— Ты мне это уже проповедовал.
— Да. И Ане вашей. Вам двоим только рассказал. Больше никому. А остальным… Стыдно даже теперь признаться. Трусом был, трусом остался.
— И хорошо. Хорошо, что трус! Зато на свободе разгуливаешь, а не в дурдоме в смирительной рубашке — головой о стенку… Я ее предупреждал. Дуру. Ты же буйный! Ты в зеркало на себя посмотри! Будь моя воля…
Артем помотал головой.
— С ними — все… Кончено. Но… Но ведь… Если есть другое место, где можно жить… Где живут… Тогда… Тогда еще не все потеряно.
— Тогда вроде и не так страшно все, что ты устроил этим своим братьям по разуму, а? Ты за этим наверх шляешься? За этим в эфире торчишь? За индульгенцией?
Зажав папиросу в зубах, он левой живой рукой выкрутил колесо своей коляски, выкатил ловко из-за стола. Подъехал близко.
— Можно закурить? — попросил Артем.
— Ты ебнулся, Артем! Ты понимаешь? Тогда, на башне! И то, что ты сейчас делаешь… Это все воображение твое. Это шиза. Нет, нельзя закурить. И все, Артем. У меня в двух станциях война начинается, а ты… Иди, Артем. Уходи. Ты мою дочь там одну оставил?
— Я… Да.
— Как она?
— Хорошо. Нормально. Все нормально с ней.
— Я очень надеюсь, Артем, что она тебя бросит. Что она найдет себе нормального мужика. Она заслуживает большего, чем зацикленный психопат, который раздетым по поверхности таскается. И ради чего тогда это? Оставь ее, Артем. Отпусти ее. Пусть вернется. Я ее прощу. Передай ей, пусть вернется.
— Я передам. С условием.
Мельник выпустил пар, жар через самокрутку.
— С каким же? На что жену променяешь?
— Эти трое, которые на Рейх пойдут с конвертом. Я буду четвертым.
Глава 12
Орден
Уходили с Боровицкой.
Красно-кирпичной, уютной, похожей на читальню средневекового университета.
Красно-кирпичной, уютной, похожей на читальню средневекового университета. Заставленной стеллажами с книгами, украденными наверху, в Великой Библиотеке, и дощатыми столами, за которыми эти книги изучались и обсуждались; населенной книгочеями-чудаками, которые называли себя браминами, хранителями знаний.