— Умбах!
— Я.
Вислоусый Петр Сергеевич поднялся, глядя ищуще и беспокойно. Он весь был перемазан бурым, подсыхающим; переносица вскрылась, и рот щербился. Голову он чуть запрокидывал, чтобы из носа не текло.
То тень мелькнет через его лицо, то света пятно: чего ждать?
Майор вскинул револьвер к его лбу и сразу по ушам хряснуло, молотом врезало, и прыснуло мелким красным вокруг, на руку ему, на лицо, на гимнастерку. Умбах ослаб и сел на пол, стал как мешок с песком. Остальные бледные зажали уши, баба завизжала. Стена вся была в мокрых блестящих ошметках. Засунул голову в камеру тюремщик, ругнулся неслышно, что-то неслышно спросил. В ушах надрывно звенело.
Майор схватил Артема за плечо и выволок в коридор, хлопнул дверью. Зарычал сквозь звон:
— Кому нельзя? Мне? Мне нельзя? Сучонок ты мелкий! Мне — нельзя?!
Тошнило, крутило.
Артем сглатывал, держал в себе. Выблюет — покажет слабость.
— Выводите расстрельных! Сколько можно! — крикнул еле-еле сквозь звон майор тюремщикам. — Сколько их там у нас?
— Семеро было с Умбахом.
— Как раз, значит, барабана хватит. И камеру замыть!
Майор сделал шаг и встал прямо у Артемовых глаз. Подбежавшим из караулки сказал:
— За мной его!
Вернулись в кабинет.
— Ты говоришь, не надо. Надо! Надо вас расстреливать. И прилюдно. Полезная штука — расстрел. А то каждый, блядь, думает, что он — главный герой, что это кино про него снято. А на, погляди, как люди мешками с говном становятся. Чик! И готово. И не будешь столько о себе воображать!
Он взял со стола ничейный патрон и сунул его Артему под нос.
— Гляди.
— Гляди. Это для тебя. Хотел с тобой завтра разобраться без спешки. С бреднями с твоими. Но ты прям на рожон лезешь.
Выдернул барабан, загнал в него Артемов именной.
— Этого к остальным!
— Нет, — Артем замотал гудящей головой. — Нет!
— Пшел!
— Сегодня… Сейчас… Рейх… Будет… На Театральную…
— Пшел, тварь!
— Умбах… Он их агент. Был. Я должен был… Вытащить его. Отсюда. Я тоже… Тоже дивер… сант.
— Болтун ты…
— Стой. Стой. Все врал про радиста. Не убивайте. Я правда. Клянусь… Там сейчас две… группы. Минируют переходы.
Глеб Иваныч наконец повернулся к нему.
— Зачем?
— Будут Театральную брать.
— Ну?
— У них в туннелях стоят штурмовые бригады. Наготове. И две диверсионные группы на Театральной. Будут взрывать переходы к вам сюда. И когда отрежут Театральную… Через пять минут… Будут там.
— Умбах что? Зачем он?
— Он радист. Должен был сигнал к началу получить.
— А ты?
— Я при нем. Связной.
— Кто задание давал? Тебе — кто?
— Дитмар.
— Знакомы.
Майор окаменел. Часы над головой у Артема считали: ц?к, ц?к, ц?к. Такие же точно часы, как у ганзейского майора. Только окончание у аббревиатурной истории ВЧК было другое, преждевременное.
— Ну ведь ты тут. У нас. И Умбах у нас. Значит — они пока ждут. Сколько будут ждать?
— Должны были до окончания спектакля ударить. Если затянуть… Пошлют кого-нибудь проверить. И все равно рванут.
Ц?к. Ц?к. Брови у майора сползлись.
— Остальных знаешь в лицо? Из тех двух групп?
— Знаю. Старших.
— Поможешь?
Он кивнул раз проржавело, натужно.
— Так быстро не успеем собрать людей… — сказал вслух майор. — Надо время потянуть. Надо потянуть время.
Хотел подсказать майору, но боялся: тот ведь нарочно сделает наоборот. Должен сам. Думай, думай, майор. Ну?!
— А если дезу им? Что группы уже нейтрализованы?
— Как? Не успеть.
Артему хотелось зажмуриться, спрятаться, запахнуть нутро, чтобы майор его намек, его мольбу не разгадал; но он заставил себя держать глаза выпученными, как будто он сам приглашал Глеба Иваныча в себя. И тот влез в Артема через зрачки, раскорябал роговицу, пообтер и испачкал там все мелкими брызгами Петра Сергеевича.
— Пароль, отклик для радиообмена есть у тебя? — в конце концов решил он.
Артем молча наклонил голову. Потом осторожно вернул ее обратно. Боялся спугнуть майорово решение — единственно Артему спасительное.
— Пошли.
Через коридор, мимо отпертой уже камеры, где стояли смертники, пялились в пол, в стены, словно спешили спрятать и сберечь свои души в кафельных швах, под линолеумными отворотами, проследовали в другую комнату, с надписью на двери: «Связь».
Стал по стойке «смирно» заморенный связист с заячьей губой. Стол с телефоном, зеленые ящики с тумблерами и стрелками, наушники.
Конвоир встал в дверях, Артема пинком пригласили к аппарату.
Конвоир встал в дверях, Артема пинком пригласили к аппарату. Но до этого Глеб Иваныч снял телефонную трубку, попиликал кнопками.
— Алло. Это Свинолуп. Да, Свинолуп. Мне Анциферова.
Артем поплыл. Часы-близнецы наложились на дурацкую и нечастую фамилию. Не могло быть такого совпадения. Совпадения — не могло.
Тот был Борис Иванович. Этот — Глеб. Отчество одно. Похожи между собой они были мало. А все равно поверилось сразу, хоть и фантастика.
— Да, товарищ полковник. Тут деятель у меня сознался. Говорит, Рейх собирается Театральную брать. Сейчас прямо.
Голос. Голос Артем узнал — там, под сценой лежа, потому что голос у братьев был один на двоих. Слова они этим голосом произносили разные, и разные из них собирали предложения; и разные у них были мундиры, и часы у них в разных временах остановились. А голос все равно был один.