— Там… А что ты знаешь про «там»? Ты полчаса эфир послушал. Это радиоигра все, Артем. Тебе откуда знать, где наши, а где наймиты? Где диверсанты их? Что вообще теперь наше, кроме метро? Ничего! Только метро у нас осталось! Где там живая жизнь? Рассадили спецов, как пауков в паутине. «Тут Владивосток, давайте к нам. Тут Петербург, идите сюда!» А кто сходится к ним из деревень — они на месте их сразу. В лобешник. Никакой нет России! Все, как мы боялись, случилось. Разбомбили, раздробили, захватили. Если мы тут не выстоим. Если дадим им понять, что выжили. Мы — следующие тогда. У нас одно спасение, Артем. Мертвяками прикидываться. И копить силы.
Если мы тут не выстоим. Если дадим им понять, что выжили. Мы — следующие тогда. У нас одно спасение, Артем. Мертвяками прикидываться. И копить силы. Чтобы вернуться.
— А если к нам просто идут? Наши? Так же, из деревень? Не диверсанты, а наши? Люди? Русские? Настоящие?!
— Военное время, Артем. Нет возможности со всеми разбираться. Враги, и точка.
— А если они не с востока пойдут, а с запада?
— Все основные направления прикрыты.
— А глушилки?..
— Это не единственная станция.
— Значит, я бы все равно ничего не… Ничего бы не добился?
— Ты бы и не успел, Артем. Хорошо, что Летяга тебя оттуда вытащил. Если бы ты завалил еще хотя бы одну вышку, я бы уже не смог с ними договориться. У них вообще был приказ — пленных не брать.
Артем втянул дыма, поймал расползающиеся слова, построил их строем.
— Вы же следили за мной? Когда я на «Триколор» поднимался? На высотку?
Полковник дернул ртом: Летяга проболтался.
— Знали.
— Почему не заткнули?
— Потому что. Ты — наш. Хоть я и… Что я там тебе говорил.
— А вы — вы сами когда узнали? Как?
— Ввели в курс. Некоторое время назад.
Артем затянулся. Сел на пол, спиной к стене: стула не было. Теперь Мельник на своей каталке был его даже выше. Ведь он вообще-то выше Артема должен был быть. Раньше был выше, пока у него ноги были вместо колес.
— Знаете, Святослав Константинович… В нашем последнем разговоре. Вы очень убедительно мне тогда доказали, что я шизоид.
— Я сделал это, чтобы тебя уберечь. Чтобы ты не натворил… Всего, что ты натворил.
— А почему нельзя было просто объяснить? Или я шизоид все-таки? А?
— Артем.
— Вы скажите. Шизоид или нет? Скажите просто.
— Послушай. Твоя история с черными. Твоя эта убежденность, что ты мог спасти мир. Что был ими избран. Что из-за тебя человечество погибнет. Как тебе сказать… Как тебе такое сказать — просто?
Вся эта его история с черными. Вся эта его история. Вся.
— Это все не имело значения, да? То, что мы их ракетами… Это ничего не изменило, да? Мы никогда и не были тут, в Москве, последними людьми на земле. А черные никогда не были нашей единственной надеждой. Я их не спас, потому что… потому что потому — а ничего страшного-то и не случилось. Мир-то как жил, так и живет. А спас бы — ну, было б кого в зоопарке показывать. Ангелы они там или нет — по херам совершенно. Не чудо, а так, курьез. Самому смешно. Смешно, какой я глупый мудак, да, Святослав Константинович?
— Нет.
— Смешно-о?о, — возразил Артем.
Непросто было петь, непросто гласные произносить: как будто зоб мешал.
— Я и пытался тебе объяснить. Я же тебе говорил, что ты слишком циклишься на них. А рассекретить щит, учитывая твое состояние, я не имел права.
— Мое состояние, — повторил Артем. — Да. Действительно, шизоид. Сначала думал, что спасаю мир, потом думал, что его загубил. Мания величия.
Мания величия.
— Ты просто не был достаточно информирован. Тебе пришлось допридумывать. А вот сейчас я говорю с тобой и убеждаюсь, что ты совершенно трезво рассуждаешь. Это не твоя вина.
А чья? Артем заглянул в углящийся конец папиросы, как в дуло. Было похоже на карманный самокрутный ад. Всегда с собой.
— Мне очень многое пришлось допридумывать, — подтвердил он.
— Если ты думаешь, что мне это все легко далось…
— Я не думаю. Я просто идиотом был. Я все вообще для чего это? Я думал, Аню, раньше… Вас, думал… Ребят… Отчима. Наверх. Чтобы жили… В городе. Вместе. В домах. Думал. Представлял. Да хоть в монастыре этом… Все вместе. Или поехать… По железной дороге. Посмотреть страну, землю. Это была мечта. Если бы мир остался, я так думал. Вот тогда я бы что… А все знали. Думаете, нужно людям врать? Почему не сказать им? Пусть сами выбирают, кому что… Если хотят идти — пускай идут!
— Ты опять, как дурак начинаешь… — насупился Мельник. — Выйдут они за Москву. И что? Их там перещелкают по одному! Всех! Мы пока вместе. Метро — наша крепость. Крепость, которую осадили враги. Мы все — не только Орден, а все люди — гарнизон. И мы не навсегда тут. Мы копим силы для удара. Для контратаки. Ясно? Мы выйдем отсюда. Но не чтобы сдаться! Не с белым флагом! Не сбежим! Мы отсюда выйдем, чтобы забрать у них наше! Мы свою землю отвоевать должны! Ясно или нет?! А сейчас тебя там никто не ждет!
— Меня и здесь не ждет никто.
— Неправда. Я тебя сюда не поплакаться звал. И вытаскивал я оттуда тебя не для этого.
— А для чего?
Мельник откатился к своему столу-дзоту, дернул на себя ящик, пошерудил в нем, хмурясь, достал что-то.
— Вот.