Артем добрался до чайной очереди, приткнулся последним.
— Артем, ну куда ты, как не свой! В очереди он еще тут будет! Садись, в ногах правды… Плеснуть горяченького?
Заправляла тут Дашка-Шуба, баба лет уже, видимо, пятидесяти, но совершенно не желающая об этом думать. Приехала она в Москву из какой-то дыры под Ярославлем за три дня до того, как все ухнуло. Шубу покупать. Купила; и с тех пор больше не снимала ее уже ни днем, ни ночью, ни в уборную сходить. Артем никогда над ней не смеялся: а если бы у него остался вот такой кусок прежней его собственной жизни? Мая, или пломбира, или тени от тополей, или маминой улыбки?
— Да. Спасибо, теть Даш.
— Все ты тетькаешь мне! — укоризненно и кокетливо.
— Ну что там, сверху-от? Погодка как?
— Дождик.
— Ак это опять нас подтопит, что ли? Слышь, Айгуль? Дощь, говорят.
— Аллах нас наказывает. За грехи. Глянь, свинина-то не сгорит у тебя?
— Ну что сразу Аллах твой! Аллах у нее сразу! А и правда, подгорает… Как Мехмет твой, вернулся с Ганзы?
— Третий день нету. Третий!
— Не переживай так-то…
— Вот я тебе сердцем клянусь, Даша, завел себе он там кого-то! Из ваших завел! В грехе…
— Ваших-наших… Что ты как эта… Мы все тут, Айгулюшка… Все заодно.
— Давалку какую-нибудь завел, Аллахом тебе…
— Ак ты бы сама-то ему почаще давала… Мужики-то ведь они как котята… Тычутся, пока не найдут…
— Да что вы несете?! По делам он по торговым! — вступился мужичок полудетского размера и с детским почти лицом, только испитым; отчего-то не смог вырасти как следует.
— Ладно-ладно. Ты, Коля, подельников-то не прикрывай своих! А ты, Артем, не слушай нас, баб. На-ко. Подуй, горячо.
— Спасибо.
Подошел человек, разлинованный старыми белыми шрамами и совсем лысый, но при этом не свирепый из-за пушистых бровей и обтекаемой речи.
— Приветствую всех присутствующих, дам отдельно! А кто тут за чайком? Я за тобой тогда, Колюнь. Про Ганзу слышали уже?
— А что Ганза?
— Граница на замке. Как выразился классик, загорелся красный свет, говорит, прохода нет. Пятеро наших там торчат.
— Вона чего, Айгулька. Грибы помешай свои там, грибочки.
— А мой там! А я что! Аллахом… Как закрыли? А, Кстантин?
— Закрыли и все дела. Не наше вшивое дело. Приказ есть приказ.
— Опять поди воюют! С Красной Линией, небось, опять воюют, а? Хоть бы передохли там они уже все ведь!
— А кто знает, а, Кстантин? Это мне к кому идти? Мехмет-то мой…
— Для профилактики это. Я оттуда только. По торговле карантин какой-то. Откроют скоро. Здравствуйте.
— Ой, здрааасьте, мущщина. В гости к нам? Кто-откуда?
— С Севастопольской я. Можно тут присесть?
Артем перестал дышать жгучим паром, оторвался от белой выщербленной кружки с золотым кантиком. Старик доковылял сюда, разыскал его, и теперь украдкой, уголком глаза его изучал. Ладно. Не бегать же от него.
— А ты-то как к нам пробрался, дедуль? Если закрыли все? — Артем вызвал пронырливого старика на прямой взгляд.
— Последним проскочил, — тот не мигал, не уклонялся. — Прямо после меня и закрыли.
— Век бы без них и жили, без Ганзы этой! А вот они без нашего чайку, без грибочков-от наших пускай попробуют, дармоеды! Мы-то продержимся с Божьей помощью!
— Откроют! А если не откроют? А Мехмет-то мой!
— А ты, Айгулька, к Сухому сходи. Он-то твоего Мехметика в два счета достанет. Не бросит уж. Чайку, может? Пробовал наш уже?
— Не откажусь, — с достоинством качнул бородой самозваный Гомер.
Он сидел против Артема, прихлебывал местный их грибной отвар, горделиво, но беспричинно именуемый чаем — настоящий-то чай, конечно, весь выпит был лет десять как — и ждал.
И Артем ждал.
— Кто за кипятком?
У Артема екнуло: Аня подошла. Встала, не замечая его, спиной.
— Трудишься сегодня, Анют? — сразу же привлекла ее к разговору Шуба, отирая руки о лысеющие меховые карманы. — Грибочки?
— Грибочки, — та спиной и ответила, лишь бы не оборачиваться; значит, все она заметила.
— Поясница, небось, а? В наклонку-то.
— Отваливается, теть Даш.
— Грибы не свиньи! — неодобрительно шмыгнув, высказалась раскосая кряжистая Айгуль. — В наклонку ей. Ты в говне-ка повозись!
— Сама и повозись. Каждый себе по душе работу выбирает, — ровно возразила Аня.
Ровно возразила; но Артем знал — вот именно когда таким голосом она говорит, спокойным — может ударить. Да и вообще все может, обучена. С таким отцом.
— Не ссорьтесь, девочки, — зажурчал исполосованный Константин. — Все профессии нужны, все профессии важны, как сказал классик. Без грибов порося-то чем кормить?
Грибы-шампиньоны росли в заваленном северном туннеле, одном из двух, которые раньше вели к станции Ботанический сад. Триста метров грибных плантаций, а за ними — еще свиноферма. Свиней подальше запихнули, чтобы вони меньше. Как будто тут триста метров спасти могут. Спасало другое: устройство человеческих чувств.
Вновь прибывшие мерзотный свиной дух ощущали день-другой. Потом — принюхивались. Аня принюхалась не сразу. Местные жители давно не слышали ничего. Им и сравнивать было не с чем. А Артему вот было.
— Хорошо, когда душа к грибам лежит, — прицельно глядя Ане в затылок, четко проговорил он. — С грибами проще договориться, чем с людьми.
— А зря вообще некоторые к грибам с таким презрением, — сказала та. — Есть люди, которых от грибов не сразу и отличишь. И болезни даже общие, — Аня наконец развернулась к нему. — Вот у меня сегодня, например. На половине грибов — гниль какая-то. Гнильца появилась, понимаешь? Откуда взялась?