— Зачем, — шептал себе Артем упрямо, чтобы не уснуть. — Хоть ты хозяин, хоть ты сам черт. Все расскажешь. Зачем ты так с нами. Зачем ты с людьми так. Зачем нам тут сидеть. А если не скажешь — в лоб тебе. Из вашего же нагана. Промеж глаз. Сука.
Баюкал-баюкал себя — и уснул.
Глава 20
Чудеса
И умер.
Всегда было интересно, есть ли там что, или просто свет выключают. И нельзя ли с кем-нибудь договориться, чтобы отправиться назад, в детство. В довоенное время, к еще живой матери на еще живую Землю. Вот был бы отличный рай.
Но загробный мир оказался другим. Какая жизнь, такое и посмертие: задраенное. Разве что почище и стены в свежей краске. Масляной. Если вся жизнь масляной краской покрашена, то и рай с адом должны быть такими же.
Кроме стен, была койка. Рядом стояли еще, заправленные, пустые. Странно: не один же он сюда умер.
Еще палка металлическая была, а на нее повешен прозрачный пакет с какой-то жидкостью. От пакета шла резиновая трубка к Артемовой руке, подменял ему кровь на дрянь какую-то.
Ага. Живой, следовательно.
Поднял руку, сжал и разжал пальцы. Не привязана. Ногами пошевелил — свободны. Откинул простыню, посмотрел на себя: в чем мать родила. Дырки от пуль пластырем залеплены, белым. Зачем это с ним так? Кто?
Повел спиной — ничего не почувствовал. Подживали укусы от плетки. Посмотрел на сигаретные ожоги: корки сошли. Под ними — розовые пятна.
Что случилось?
Стал вспоминать: были цветы затылочные.
Был с Сашей разговор. Револьвер был в руке. Как вместо этого всего ему подложили койку, а вместо крови — заменитель накапали?
Спустил ноги на пол. Взялся рукой за шест, как за посох. На ногах было стоять непривычно. Плыла голова, звуки кривились.
Комната квадратная, одна дверь.
Поковылял вместе с посохом и с фальшкровью на своих ходульках к этой двери. Подергал. Заперто. Постучал. Безответно.
Но там, за дверью, шла жизнь. Голоса какие-то раздавались, фанерой отфильтрованные, музыка, смех; смех. Может, рай там все-таки? А он в предбаннике? Надо просто от своей, порченой крови совсем избавиться, залить вместо нее ангельскую бесцветную, и пустят?
В замке завелась железная личинка, закрутилась. Услышали.
Артем подумал: чем бить? Но долго думал. Не успел.
На пороге стояла женщина. В белом халате: стираном и глаженом белом халате. Улыбалась ему.
— Ну вот. А мы волновались уже.
— Волновались? — аккуратно спросил Артем. — Вы?
— Конечно. Столько времени без сознания.
— Сколько?
— Ну уж неделя. Вторая пошла.
— Зато выспался, — сказал Артем, стараясь через ее плечо высмотреть, что там в коридоре ему готовится. — Не знаю уже даже, чем теперь на том свете заниматься буду.
— А вы разве торопитесь? — покачала головой женщина.
Она миловидная была. Веснушки бледные, глаза рыжие, волосы убраны. Улыбка — и видно, что часто улыбается: лицо так расчерчено.
— Врач сказал, неделя-другая, и в путь.
— Я тоже вот врач. И не стала бы уж так категорично.
— А как стали бы?
И у Артема в груди шевельнулась личинка — надежда.
— Ну… Вы получили, с моей точки зрения, дозу в пять или шесть грей. Когда? Недели за две до госпитализации? Судя по крови.
— До госпитализации?
— Если бы все было своевременно… Если бы мы начали курс сразу… Я бы сказала, что у вас были бы пятидесятипроцентные шансы. Сейчас — не хочу врать… Терапия приносит неплохие результаты. Переливания. Антибиотики удалось правильные подобрать.
— Антибиотики? Терапия? — Артем прищурился.
— Ну и остальное… Вы, думаю, и сами чувствуете. Язвы заживают. Так или иначе, это никакая не неделя. Есть вероятность — и вполне солидная — пойти на поправку. Организм хорошо реагирует…
— Антибиотики откуда?
— Простите? Если вы беспокоитесь о годности, то, уверяю вас…
— Я где? Это что? Это Ганза?
— Ганза? Которая там, снаружи? Кольцевая линия, вы имеете в виду?
— Снаружи? Снаружи чего?
— Куда вы? Постойте! Вы, между прочим, без штанов!
Он оттолкнул ее, выбрался из комнаты.
Там шел коридор длиннющий, странный — как будто его внутри туннеля построили. Одна из стен скругленная, в тюбингах. Но тюбинги не как в метро, ржой поеденные — а чистые, окрашенные райским маслом. Чисто все, сухо. Лампочки вечные висят. Что за место? Не станция. Таких станций нет.
Заиграл где-то оркестрик, весело и пьяно.
— Мы где?
— Будет немного странно, если вы отправитесь исследовать тут все с голым задом, Артем.
Заиграл где-то оркестрик, весело и пьяно.
— Мы где?
— Будет немного странно, если вы отправитесь исследовать тут все с голым задом, Артем. Предлагаю вернуться в палату…
— Откуда вы знаете мое имя?
— Оно у вас в карточке значится.
— В карточке.
И вот: вспомнилось. Вспомнилось, как сидел два года назад в клетке у фашистов, и как ждал раннего утра, чтобы быть повешенным. Никак не мог уснуть. А когда провалился в сон на несколько минут, подлый и жалкий мозг приснил ему спасение. Явился Хантер, истребил всех врагов, освободил Артема. Неплохой был сон; скверно, что просыпаться пришлось.
Артем поднял руки, посмотрел на них еще раз.
Чертовски захотелось поверить в это: что шансы, и что вероятность, и что выздоровление. Казалось, уже примирился со смертью, а нет. Только пообещали ему еще кусочек жизни, поманили им — купился.