Митрополит нахмурился, потом улыбнулся:
— Тогда и отвоевывать его сами будете. Одно дело врага из Бештауна выбить, другое — из ущелья. Никаких войск не хватит. Каждый камень — крепость.
— Вы технику дайте, — предложил я. — С врагами мы сами справимся.
— Согласно союзному договору от 2794 года, — добавила Валия.
— О, ты кое-что помнишь, — улыбнулся митрополит. — Наука отцовская впрок пошла. Да, есть такой союзный договор. Но он — об отражении агрессии. А сейчас и отражать нечего — твое государство захвачено.
— Я отдам все пустоши к северу от перевалов, — предложила княжна. — Степи там плодородные, богатые, а людей живет мало. Трава на выжженной земле проросла, а люди еще не поселились. Ваши казаки переедут. И Славному государству хорошо, и мы внакладе не будем. Торговать станет проще.
— Что ж, я подумаю — брать их или нет, — кивнул митрополит. А войсковую операцию начнем, пожалуй, через три дня. С твоей стороны Лунин будет за боем наблюдать.
— На этом фронте — да. А со стороны Китая — Салади войска поведет. Но я и сама на фронт поеду.
— Ты — глава государства, а не командир, — заявил митрополит. — Твое дело — политика, не бои. С Луниным и Салади я, стало быть, и буду переговоры вести. Спокойной ночи, княжна!
Мы прибыли на вокзал и вышли к вагону владыки. Был он почти таким же, как вагон его первого секретаря. Только появилось лишнее купе для гостей и уменьшилось количество мест для охранников. Целый вагон для них был намертво прикреплен к вагону митрополита.
Целый вагон для них был намертво прикреплен к вагону митрополита.
Валия отправилась спать, нас со Шмигги наконец развели по разным комнатам, но гном не торопился оставить меня в покое:
— Ты на войну, Лунин, а мне кирки нужны. Я не хочу воевать! Если меня убьют — кто здесь клан оснует? То есть обоснует… То есть… Ну, ты понял меня! Создаст, вот!
— Действительно, — согласился я. — Нужно тебя обратно отправить. Хоть и будем мы с княжной без тебя скучать, да твои дела много важнее наших.
— Встречаются же разумные люди! — расплылся в улыбке Шмигги. — Не думал прежде, что ты из таких! Я постучал в купе митрополита:
— Владыка, не дадите ли подорожную гному? И не выпишете ли приказ инструменты ему выдать? Отец Кондрат задумался:
— Подорожную — конечно. А инструменты — это уже торговля. Пусть договор подпишет, что будет нам руду поставлять.
Я позвал Шмигги:
— Договор подпишешь — получишь и кирки, и лопаты. Расплатишься после, рудой.
— Не могу я сейчас договора подписывать! — возмутился гном.
— Иначе инструменты не получишь, — улыбнулся отец Кондрат. — Да я ведь в кабалу тебя не загоняю, Шмигги. Когда ты руду добывать начнешь?
— Лет через сто, — признался гном. — Не раньше…
— Вот и отлично. Подпишем договор. Ютан Шмигги обязуется поставлять всю добытую железную руду Славному государству в течение трехсот лет. Со скидкой в двадцать процентов от рыночной стоимости. Подходит?
— Как же я детей своих обкрадывать буду? — возопил гном. — Двадцать процентов на дороге не валяются…
— А Славное государство обязуется поставлять клану Шмигги продовольствие в пределах суммы, на которую продана руда, с двадцатипятипроцентной скидкой, — тут же нашел выход митрополит.
— Это уже дело. Продовольствие нам понадобится. Такой договор я заключу, — согласился гном.
— В Краснодаре подойдешь к отцу Зосиме. Он тебе и договор даст подписать, и инструментами снабдит, и провиантом в дорогу, — пообещал отец Кондрат.
А я порадовался тому, с каким напором благодушный в быту митрополит отстаивал интересы своего государства. Даже в далеком будущем, которого он, да и почти все из ныне живущих уже не увидят.
Когда принципиальное решение на высшем уровне было принято, дела пошли гораздо быстрее. Ранним утром, сразу после молитвы (я подразумеваю молитву церковных иерархов — когда они встали к заутрене, я еще спал) меня пригласили на военный совет. Там присутствовало человек десять. Митрополит, его секретари, военные в форме — думаю, в звании не ниже генерала армии — и гражданские лица (впрочем, тоже в форме). То, что они гражданские, я понял по слишком вольному поведению и по тому, как сидели на них мундиры. Как шепотом сообщил мне отец Митрофан, это были гражданские чиновники: технари и аналитики. У многих гражданских и военных позванивали на груди награды: медали на обшитых разноцветными лентами колодках и ордена в форме широких восьмиугольных крестов, украшенных самоцветами. Каждый крест можно было вписать в круг, лучи их расширялись от основания. Одним словом, ордена Славного государства были очень похожи на прежние награды России.
— Позвольте представить: господин Лунин, — сказал митрополит.
Все оглядели меня с головы до ног. Думаю, мой внешний вид ни военным, ни гражданским спецам не понравился и доверия не внушил. Я ведь был не в мундире, да еще бритый, и лицо в шрамах. А на совет собрались не казаки, тут все были бородатые, духовные лица ведь тоже бороды не брили.
Митрополит ничего больше про меня не сказал. Я немного удивился — как-никак я здесь представлял интересы дружественного государства, а не появился сам по себе. Впрочем, до вручения верительных грамот я действительно не был ни регентом, ни послом. Как бы не повторилась ситуация с Адольминой, которая не смогла добиться от союзников практически ничего…