— Зачем? — спросил митрополит. — Жизнь так опасна?
— Пожалуй, проще быть сильным, чем слабым, — усмехнулся я. — Но дело не только в этом. Я собираюсь возвратиться. Бой еще не закончен. Мне нужно одолеть чародея. А лучшей школы, чем там, не найти.
— Неужели вы верите, что сможете вернуться в прошлое? — удивился митрополит.
Мне нужно одолеть чародея. А лучшей школы, чем там, не найти.
— Неужели вы верите, что сможете вернуться в прошлое? — удивился митрополит. — Все научные данные свидетельствуют о том, что это невозможно ни при каких обстоятельствах.
— Нет, нет, — засмеялся я. — И не рассказывайте. Я ведь занимался, этим вопросом не один год. Даже классическая физика не формулировала вопрос подобным образом: ни при каких обстоятельствах. Хотя бы потому, что там время совершенно не определено как физическая величина. Все явления только включают его как составную часть. А мои обстоятельства — исключительные. Я был вышвырнут в будущее заклинанием. А заклинания, в отличие от многих физических процессов, обратимы. Это неоспоримый факт. Поэтому я надеюсь найти ключи к использованному против меня заклинанию и вернуться. В ту же точку пространства-времени, откуда меня столь грубо изъяли…
— Но тогда вы сможете изменить прошлое и будущее, — заметил отец Кондрат. — Возможно ли это?
— Все мы изменяем будущее каждым своим шагом, каждой мыслью, — улыбнулся я. — И если в нашем мире все привыкли к тому, что прошлое и будущее только одно, в других мирах, с несколькими временными координатами, все прекрасно понимают, что и прошлое, и будущее многовариантны. И каждый вариант доступен существу с высокоразвитым сознанием. В какой-то степени оно может прожить несколько жизней. Или даже их бесчисленное множество.
— Под «существом» вы понимаете Бога? — поинтересовался митрополит.
— Вовсе нет. В первую очередь — человека, — ответил я. — Или любой другой разумный вид.
— Вы бывали в таких мирах? — с надеждой спросил отец Кондрат.
— Что вы… Я недостаточно развит для этого. Но, как говорил мой учитель, все мы рано или поздно в них окажемся.
— Не знаю, противоречит ли это доктрине нашей веры, — вздохнул митрополит. — Вселенские Соборы нынче не собираются, а теология не стоит на месте. Как тут не впасть в ересь, внимая прельстительным слухам?
— Каким именно? — поинтересовался я.
— Не важно, — мягко улыбнулся митрополит. — У каждого человека есть свои желания. Но мы должны в первую очередь исполнять волю Бога.
На берегу неспешно и достойно отслужили панихиду по погибшим морякам. Воины, убившие врагов в бою, исповедались, и отец Кондрат наложил на каждого епитимью, причем епитимья эта зависела не от числа врагов, убитых воином, а от того, с какими чувствами он сражался. Если убивал с яростью — поститься нужно было дольше. Если со скорбью — меньше.
Артиллерист Зураб, оказавшийся небольшим и смуглым, крепкого сложения черноусым человеком, получил из рук митрополита награду — большую серебряную чашу для вина. И отправился под арест на трое суток за невыполнение приказа экономить снаряды. Понятно, что это было не совсем разумно. Но требований воинского Устава не мог отменить даже митрополит. Для артиллериста просто выбрали самое мягкое наказание.
Я размышлял, зачем отец Кондрат сам принимал участие в бою? Чтобы не забывать о том, как воюет его армия? Конечно. Чтобы самому оценить ситуацию? Да. Но было в его рейде что-то еще… Поразмыслив, я понял. Хотел показать мне, что Славному государству и так тяжело. Ему достаточно своих проблем. А тут еще война за Кавказским хребтом. Не к месту и не ко времени.
Когда с делами в порту было покончено, отец Кондрат предложил ехать на вокзал, к ночному поезду.
— В столице дела решать проще будет, — заметил он. — Не знаю, удастся помочь вам или не удастся. Да только выбора мне, похоже, не оставили.
Княжна довольно улыбнулась. Но радовалась она рано.
— Однако ж, госпожа Валия, поздно ты спохватилась, — возобновил свои нотации митрополит. — Перевалы штурмуют, а я даже ответный удар не могу нанести — по договору 2779 года от Рождества Христова, предшественниками нашими заключенному. Ведь с вашей стороны войска ко мне не вторгались. Да и чьи эти войска — не знаю. То ли ты договор с Лузгашем заключила, то ли Заурбек — мне об этом никто не сообщил…
— Виновата, не подумала, — вздохнула княжна. — Я возмещу все убытки. Заплачу за потери и за использование войск.
— Чем заплатишь?
— Алюминием, — ответила Валия.
— На расходы по снабжению армии, думаю, кое-что у тебя возьму. Но вот чем за жизни людей заплатить? Мои солдаты не за деньги — за идею воюют…
— Какая же им идея нужна? — спросила Валия.
— Вот если бы ты передала мне контроль над Баксанским ущельем, дабы впредь подобного произойти не могло, — это было бы дело… Достойная и прекрасная цель.
Я сразу насторожился. Отец Кондрат — человек хороший и владыка достойный. Но в политике у каждого государства свои интересы. И Валию сейчас хотели просто-напросто обойти.
— Никак невозможно, — вмешался я в разговор. — Ущелье — зона стратегических интересов Бештауна.
Сказал и понял, что ляпнул глупость. Но к месту — натиск отца Кондрата остановил.