Верблюды были уже рядом. Красные уставшие глаза, пена на губах — животные пробежали изрядное расстояние, а всадники даже не потрудились слезть с них. Чтобы внести дополнительную панику в ряды противника, я решил помочь одному из верблюдов.
Движение, которое я задумал, было не очень сложным, но достаточно рискованным. В бою против мастера я бы никогда на него не решился.
Отведя пику изумленного всадника, который заметил прямо перед носом своего верблюда бегущего к помосту незнакомца, я подпрыгнул, ухватился за пику и потянул ее на себя. Копьеносец, естественно, не выпускал оружия из рук. Рефлекс удержания оружия доминирует у любого воина. Поэтому всадник полетел вниз, запутываясь в стременах.
Пожалуй, это был неплохой боец. Возможно даже, ему удастся встать. Чуть позже. Но это не имело ровно никакого значения. Так же, как и то, что два соседа выбитого из седла воина разворачивали свои пики в мою сторону. Когда они изготовятся нанести удар, я уже буду далеко.
Прыгать на спину верблюда было чревато непредсказуемыми последствиями и лишними затратами времени. Животное могло взбрыкнуть, попятиться, лягнуть незнакомца. Все это неопасно, но вносит сумятицу в планы и задерживает. Поэтому я перелетел через верблюда и опустился на ноги, сразу снова подпрыгнув. Лишний маневр — ведь никто не ожидал здесь моего появления, никто не стрелял и не пытался пригвоздить меня пикой к земле.
Помост возвышался над землей метра на два. На пятом уровне я бы мог запрыгнуть на него с земли, сразу встав на ноги. Сейчас, с оружием, в тяжелой одежде и с пивом, булькающим в животе, такой маневр мог дорого обойтись.
Я прыгнул по-другому — как делают легкоатлеты, через спину, — и вкатился на помост.
Два воина с обнаженными саблями были готовы к чему угодно, но только не к тому, что противник проползет у них под ногами. Пока они соображали, куда делся враг, я уже был рядом с Лузгашем.
Повелитель Луштамга не утратил присутствия духа. То ли он не понял, что происходит, то ли надеялся, что воины его защитят, то ли действительно был храбрым человеком.
То ли он не понял, что происходит, то ли надеялся, что воины его защитят, то ли действительно был храбрым человеком. Он потянулся к церемониальному кинжалу с рукоятью, украшенной крупными рубинами, но было ясно, что к нужному сроку он не успеет его вынуть.
Хотя как знать? Справа от Лузгаша я заметил невысокого старика, заносящего для удара свой посох. Мысленно я вздрогнул. Старик был настоящим мастером. Сейчас он находился определенно не на первом и не на втором уровне сознания. А ведь ему было отведено на переход не больше трех, максимум пяти секунд, даже если он заметил меня в толпе еще раньше соглядатаев!
Схватка с таким противником страшна даже один на один. Что же говорить о случае, когда вся свора Лузгаша готова наброситься на меня? Старику нужно лишь выиграть пару секунд…
Единственным разумным выходом в данной ситуации было поспешное бегство. Любой магистр поступил бы именно так. Но я не был магистром. Моего подвига с горящими глазами и надеждой в сердце ждала Эльфия. На меня уповала Валия. Я не мог обмануть их ожиданий после того, как они не обманули моих.
Впрочем, любой магистр понял бы, что старик рядом с Лузгашем — не боец. Да, он двигался очень быстро. Но в движениях его не было силы и отточенного мастерства. Он привык сражаться с врагами силой слова — оружием гораздо более действенным, чем меч. И даже сейчас он потерял несколько мгновений, шепча какие-то слова, совершенно бесполезные в мире без магии.
Сильным ударом я отвел посох в сторону. Старик знал об этом ударе, предвидел его заранее, но не мог ничего поделать. Силы его мускулов не хватило, чтобы остановить движение моей руки, сломать ее и отбросить в сторону. Он вновь попытался произнести заклинание. Напрасный труд!
По-хорошему, вражескому магу — чрезвычайно опасному субъекту, попавшему в столь щекотливую ситуацию, — обязательно нужно было свернуть шею. Разговоры о благородстве, о том, что нельзя убивать безоружных, хороши лишь для рыцарского поединка. Но у меня не было времени. Или старик, или корона.
Я выбрал корону. И потому, что обещал девушкам именно это. И потому, что убийство мага не прошло бы безнаказанным для жителей Бештауна. Лузгаш вполне мог посадить на кол каждого десятого, присутствовавшего на площади. Да и убивать беспомощного в данный момент старика, несмотря на все рассуждения о логике войны и отсутствии в ней благородства, мне не хотелось. Не те книги читал я в детстве, и даже школа Лаодао не перевоспитала меня полностью.
Корона играла на солнце всеми цветами радуги. Я сорвал ее, не слишком заботясь о целости головы Лузгаша. Повелитель Луштамга упал с трона на доски, покрытые ковром. Кинжал с рубиновой рукоятью вылетел из ножен и долетел до самого края помоста.
Счастливая мысль посетила меня. Похищение короны — дело политическое, за которое всякий правитель вправе применить репрессивные меры к бунтовщикам. Похищение двух ценных предметов — просто грабеж. А за грабеж в ответе только тот, кто его совершает. Конечно, такие понятия применимы для цивилизованного общества, но и Лузгаш, наверное, может вести себя цивилизованно. Если ему это выгодно.