Ее зеленые глаза уставились на меня со смесью восхищения, негодования и удивления.
— Объедаешься? — спросила она.
— Люблю вкусно покушать, — согласился я.
— Уже заметила. Подчас мне начинает даже казаться, что ты не тот, за кого себя выдаешь.
— Я ни за кого себя не выдаю, — ласково улыбнулся я. — Проходи, красавица. Съешь меда. Он не отравлен.
Эльфия усмотрела в моем предложении намек на неприятную ситуацию, в которую я попал по ее вине. С тех пор у нас не было возможности поговорить. Она не искала больше встреч со мной, а я не пошел к ней. Ноздри девушки обиженно раздулись.
— Тебе не идет сердиться, — сообщил я. — Чем твой слуга прогневал тебя на этот раз?
— Зачем ты осквернил памятник нашего героя? И уж если тебе хватило наглости это сделать, почему ты не схватился в открытую со стражами, а сбежал вместе со священником? Говорят, со стороны вы походили на двух баб, спасающихся от насильников и путающихся в своих одеждах…
— Полегче в выражениях, — попросил я, но не выдержал и рассмеялся. — Кто же тебе об этом рассказал?
— Джигит из охраны Священного места.
Мне было поручено расследование происшествия. От жрецов к княжне поступила жалоба.
— И как успехи? — поинтересовался я.
— Чьи?
— Твои. В расследовании.
— Я возмущена.
— Какое это имеет отношение к расследованию? Эльфия гордо вскинула голову. Золотистые волосы разметались по плечам.
— Похоже, ты мало ценишь свою честь.
— Просто не думаю, что такой мелкий и забавный инцидент может уронить мое достоинство, — заявил я.
— Инце… что? — переспросила девушка.
— Бегство от каких-то полоумных абреков. Любой нормальный человек предпочел бы не ввязываться с ними в драку, если имеется такая возможность. А возможность нашлась…
— Знаешь ли ты, что посланника митрополита Кондрата теперь хотят повесить, или, в лучшем случае, выгнать из страны?
— Его-то за что? Он пытался удержать меня от святотатства. Хотя, по-моему, никакого святотатства я не совершил. Если люди ставят памятники и пишут на них что-то, нет греха в том, что другие хотят это прочитать. Напротив, надписи в публичных местах для этого и делаются!
Эльфия осуждающе покачала головой:
— Ты влез с ногами на подножие алтаря. Мало того — ты не разулся. А на плиту перед алтарем подобает становиться только на колени. И читать, что тебе интересно. Усердно молясь при этом.
— Но я ведь не знал о тамошних порядках! И никаких пояснительных записок, или гидов, или сторожей там не было!
Девушку обращение к здравому смыслу не взволновало.
— Ты виновен в святотатстве. Но меня больше всего возмущает то, что ты бежал от воинов, как трусливый шакал.
Я вновь улыбнулся. Если поклонницу Лермонтова взволновало больше всего именно это, значит, она и вправду ко мне неравнодушна! Приятно, несмотря на все обвинения.
— Какого же наказания требуют абреки для меня?
— Тебя они отдают на суд княжны. Ведь только она может подписать законный приказ казнить тебя через усечение членов — предать смерти, достойной святотатца!
Я задумался. Не потому, что боялся расправы. Просто я, похоже, и в самом деле оскорбил чувства этих людей. Непо своей вине, конечно. Можно даже сказать, по их собственной вине, из-за их суеверий. Но все равно было неприятно. Тем более что Эльфия, похоже, была закоренелой язычницей и почитала Лермонтова как покровителя Бештауна.
— Глубоко уважаю Михаила Юрьевича как поэта и восхищаюсь им, — заявил я, поднимаясь. — Приношу извинения всем, кого обидел. В том числе и тебе, милая Эльфия.
— Разве воин просит прощения?! — возмущенно выкрикнула девушка. — Он вызывает обвинителей на суд богов!
В ярости телохранительница княжны была особенно хороша. Не вполне отдавая себе отчет в том, что делаю, я сгреб ее в охапку и поцеловал. Пусть всадит мне кинжал в спину, если захочет. Но вряд ли она это сделает.
Глаза Эльфии затуманились. Она не стала сопротивляться, хотя и говорила совсем недавно, что воин должен проявлять решительность в любой ситуации. Себя она, наверное, в данный момент воином не считала. А я был решителен, и на этот раз это заслуживало одобрения…
Я уже подумывал перейти к более решительным действиям, когда дверь спальни Лакерта распахнулась и он, заспанный, появился на пороге:
— Что случилось?
Тут Лакерт увидел весьма пикантную картину и поспешил закрыть дверь.
Но непоправимое уже свершилось. Эльфия выскользнула у меня из рук и пришла в такое негодование, что мне сделалось по-настоящему страшно.
— Ты что, решил, что я уличная девка и меня можно тискать на глазах твоих дружков?! — воскликнула она. — За это ты мне заплатишь!
— Он никому не скажет, — уверил я Эльфию. — Не обижайся!
— Обидеться можно на равного, а не на нищего, возомнившего себя героем! — воскликнула девушка, поворачиваясь, чтобы уйти. На мгновение задержавшись, презрительно бросила: — Княжна приглашает тебя, нищеброда, и твоего безродного дружка на встречу с посланником Лузгаша. Через час в Главном зале дворца. Места укажет вам Тахмина.
— Спасибо, — поблагодарил я. — Еще раз прошу — не обижайся.
— Считай, что ничего не было, — гордо вскинув голову, заявила Эльфия. Вспомнила, что выполняет поручение госпожи. — И не приближайся ко мне, если хочешь остаться в живых. Княжна не дала своего разрешения на казнь, но абреки затаили на тебя зло. Если я шепну им пару слов — от тебя мокрого места не останется.