— Но я не убью тебя сразу. Сначала сообщу о том, что ты притворяешься, твоим наставникам и в службу безопасности. Именно служба безопасности займется твоей судьбой.
После этого моего заявления Иван словно бы преобразился. Я было полагал, что он обрел надежду и потребует вызвать своего наставника или ректора. Зачем ему бояться службы безопасности, если он не виновен? Тут-то и разразится скандал, и меня за самоуправство выгонят из университета. И попросят покинуть пределы Славного государства. Если вообще не посадят в тюрьму. Но Иванов, вопреки моим ожиданиям, вышел из своего угла и бросился на меня. Точнее, на обнаженный кинжал. Прямо грудью.
Имей я чуть более замедленную реакцию, не успел бы вовремя убрать кинжал и тот вонзился бы в сердце студента. Я же отстранился и дал ему пробежать мимо. После этого Иван попытался кинуться на меня и вцепиться мне в горло.
Утихомирить его было совсем несложно. Несмотря на внушительный рост и довольно крепкие мускулы, драться Иван не умел.
Точнее, умел не очень хорошо.
— Значит, ты боишься ректора? — усмехнулся я, выкрутив студенту руку и держа его на безопасном расстоянии. — Боишься, что он узнает? А смерти не опасаешься… Довольно странно. Расскажи, почему ты притворился немым. И если это не связано с похищениями и убийствами, я ничего не скажу ректору. Обещаю тебе это. Мы решим вопрос между собой.
Иван захрипел и выдавил из себя, словно в глотке у него что-то застряло:
— Обещаешь?
— Обещаю, Я отпущу тебя, но не пытайся напасть на меня или покончить с собой. И не бойся меня — зла тебе я не хочу.
— Ты ведь язычник? — вдруг спросил меня Иван. Говорил он по-прежнему тяжело, заплетающимся языком.
— По рождению я христианин, но в церковь не хожу. Иван хрипло рассмеялся.
— Еретик, — констатировал он. Я пожал плечами:
— Тебе-то какая разница?
— Большая. Я — правословный.
— Православный? — переспросил я.
— Правословный. — Иван выделил «о» в последней части слова голосом, что далось ему с трудом — в горле хрипело и клокотало.
— Это еще что такое? — поинтересовался я.
— Молчальник. Молитвоборец. — Видя, что я его не понимаю, Иван спросил: — Неужели ничего о нас не слышал?
— Нет, — признался я. — Вы что, дали обет всегда молчать?
На этот раз усмехнулся Иван.
— Нет, конечно, — ответил он. — Мы дали обет молиться только так, как указано в Библии. А развращенные и разнузданные власти понуждают нас к обратному. Но мы твердо стоим на своем.
— Секта?
— Называют нас и так, — мрачно заметил Иван.
— Наверное, вы не признаете никаких молитв, кроме «Отче наш»? — предположил я, вспоминая Евангелие. — Поступаете, как заповедовано Христом, не сотворяя сложных молитв?
— Не сложных, а бесполезных. Ибо было сказано, как молиться, А словоблудие — одиннадцатый смертный грех.
— И вы считаете правильной только свою веру?
— Конечно, — убежденно ответил Иван. — За это нас преследуют и гонят.
— Прямо-таки гонят? — спросил я, вспоминая порядки Славного государства — как мне показалось, весьма демократичные.
— Не совсем и не везде гонят, — вздохнул Иван. — Не дают продвигаться по службе, не принимают в университеты, не берут в армию. Потому что мы не признаем власти митрополита.
— Это уже серьезно, — заметил я. — Однако справедливо. Если вы не признаете командира командиром, как можно назначать вас даже на малую должность? Если в ответственный момент вы поступите по своему разумению, а не выполните команду?
Студент-молитвоборец промолчал.
— Но почему ты не скрыл того, что ты молчальник, а прикинулся немым?
— Господом заповедано никогда не лгать, — ответил Иван. — Я и не лгу. Просто не говорю. И не молюсь так, как заставляют.
Глаза студента горели фанатичным блеском.
И не молюсь так, как заставляют.
Глаза студента горели фанатичным блеском. Что ж, отношения местной, по-видимому, не так давно возникшей секты и древней официальной церкви — не мое дело. Так же, как и то, что кто-то скрыл свое вероисповедание. Человек, не желающий лгать, заслуживает большого уважения. Даже если он делает это довольно странным образом.
— Можешь быть уверен, я не выдам тебя ректору, — пообещал я Иванову. В том случае, если ты действительно непричастен к мрачным событиям последних недель. Чем ты можешь это доказать?
— А чем ты можешь доказать, что ты не всадник Апокалипсиса? — задал довольно странный вопрос Иван. В глазах его заиграл сумасшедший огонек.
Мне поневоле пришлось задуматься.
— Тем, что я не на коне, — ответил я через некоторое время.
— Может быть, конь спрятан за поворотом дороги? И ты спешился, чтобы погубить нас и не быть узнанным?
Похоже, молчальники правильно делали, что большую часть времени помалкивали. Меня словоблудие Ивана — одиннадцатый смертный грех — уже начало раздражать.
— Какое это имеет отношение к делу? Ты причастен к убийствам и похищениям?
— Конечно нет. Это дело высших сил. Посланника.
— Ангела? — уточнил я.
Иван словно бы подавился — то ли смехом, то ли ругательством:
— Ангелы сходят к праведным людям. Они вестники. Суд над неправедными творит один из помощников судьи, слуга Велиала, прокурора и наказателя. Меньший наказатель.
— Ты его видел? — спросил я.