Вечером мы вошли в пригород, так и не встретив никакого сопротивления. Конной атаки не получилось.
Лошади были взмылены, танки раскалены. Боя в уличных условиях Корнеев опасался. Я тоже. Здесь не так просто применить танки, особенно танки без брони. Здесь замаскированной баллистой легко сбить аэростат. Одна Валия была безмятежна. Она вернулась в свою столицу, в свой родной город. Княжна намеревалась биться за него честным клинком, не используя выдумки монахов. И не страшилась погибнуть в бою за свою страну.
— Впереди, на другом конце города — большой воинский отряд, — просигналил командир боевого дирижабля в ставку главнокомандующего.
Что ж, мы были к этому готовы. Солнце опустилось к самому горизонту, а двигать армию по городским улицам в темноте, где на каждом шагу можно устроить засаду, решился бы только безумец. Нужно было разведать обстановку, и уже тогда предпринимать решительные действия. Поэтому в пригороде мы остановились, заняв три квартала и выставив часовых.
Ставка генерала Корнеева расположилась в большом двухэтажном доме, принадлежавшем знакомому Валие купцу. Ни купца, ни его домочадцев, ни даже слуг в доме не оказалось. Убиты? Уведены в плен? Сбежали? Трудно сказать…
К центру города были посланы летучие дозоры — пешие, на конях и на велосипедах. На несколько кварталов впереди город словно вымер. В домах можно было найти только одиноких старух, которые не могли ничего толком рассказать, да тяжелораненых. Мертвых тоже хватало — враги свирепствовали здесь совсем недавно.
К полуночи возвратился отряд специально обученных разведчиков Славного государства, пробравшийся до самого Провала. Они доложили главнокомандующему, что дворец княжны и постройки вокруг него заняты повстанцами — воинами Салади. И те знают о приближении армии союзников.
Несмотря на такие обнадеживающие вести, ночью мы не стали предпринимать никаких шагов. Существовала опасность, что Лузгаш все-таки приготовил нам ловушку. Да и воины Салади не спешили к нам навстречу, видимо опасаясь того же.
С первыми лучами солнца наша армия в боевом порядке двинулась вперед.
С первыми лучами солнца наша армия в боевом порядке двинулась вперед. В центре города ее встретил большой конный отряд, возглавляемый Салади. Командующий армией повстанцев гарцевал на прекрасном вороном коне. В руке его была обнаженная сабля, доспехи сияли алым в лучах рассветного солнца, поднимавшегося у нас за спиной. В общем строю я узнал некоторых джигитов, знакомых мне по тем дням, что я провел при дворце. Особенно радостно было увидеть неунывающего Касыма Нахартека, единственного уцелевшего воина Сотни-у-Врат, старого моего знакомца.
А вот Чимэдоржа, которого я встретил в трактире, в войске не было. Убит? Захвачен в плен? Я был склонен надеяться, что монгол просто не вышел из тени. Может быть, ему даже удалось внедриться в воинство Лузгаша.
Или он выполняет какое-то важное задание в тылу противника.
Навстречу своему преданному командиру выехала Валия. Она отсалютовала ему саблей, и Салади спешился. Даже если его госпожа захвачена в плен и ее используют как приманку, он намеревался разделить ее участь. Поступок, достойный верного солдата!
Княжна и ее военачальник тихо о чем-то поговорили, после чего Салади подал знак своим людям, чтобы они держали оборону — возможность удара сзади еще не исчезла, — и направился к генералу Корнееву.
— Здравствуй, Виктор, — приветствовал он генерала, как старого друга. Я отметил про себя, что еще не слышал, чтобы к генералу обращались по имени или по имени-отчеству.
— Приветствую тебя, Салади, — ответил Корнеев. — Не до церемоний — время дорого. Мы рассеяли врагов от гор до столицы. Говори, что делается на твоей стороне.
Салади многозначительно усмехнулся и тут же посерьезнел.
— Армия Лузгаша отходит. Отходит в боевых порядках. У нас слишком мало сил, чтобы нанести им существенный ущерб. С собой они ведут пленников — тысяч десять. Думаю, намереваются продать их в рабство.
— Десять тысяч! — изумился генерал.
Валия ахнула. Если учесть, что примерно столько же людей могло погибнуть во время войны, население ее государства уменьшится на десять процентов! Да и только ли в этом дело? Десять тысяч человек, обреченных на рабскую жизнь вдали от родины, под чужими звездами, с ненавистным ярмом на шее!
— Сколько солдат у Лузгаша? — коротко бросил генерал Юдин, оставивший на время свои дирижабли и присоединившийся к ставке.
— Осталось тысяч восемь, — доложил Салади.
— Неужели? Мы полагали, что разгромили основные силы.
— Их еще очень много.
— Но все равно — десять тысяч пленников на восемь тысяч воинов… Как они справляются?
— Большинство пленников — дети, женщины. Десять, двадцать человек ведет один погонщик. Они очень спешат — боятся, что вы их догоните. С пленными обращаются жестоко, за каждую провинность — плети или даже смерть. Подданные княжны отступают вместе с врагом, потому что не могут убежать.
— Восемь тысяч, — протянул Корнеев. — У вас, наверное, тысячи две сабель? Салади кивнул:
— Две тысячи двести.
— И у нас две тысячи. Но враги вот-вот скроются в ущелье и могут прикрываться там заложниками… Танки нам не слишком помогут. Сами по себе машины небоеспособны.