— Естественно, легкие лучше не коптить. -пожал плечами Лунин.
— Перестать дымить, что ли? Или все же не надо? — высказывал сомнения Даццаху Хо, разглядывая трубку. -Красивая, не правда ли? Подарок друга. У вас остались на Материке родные и близкие, друзья?
— Когда в лагере составляли мое личное дело, я добросовестно все рассказал. Но раз вы спросили: близких нет. Родные — не знаю, возможно. Друг — где-то невообразимо далеко и географически, и в памяти. Знаете, все, что было до лагеря, вспоминается с огромным трудом, и самое главное, не хочется вспоминать. Даже лица всплывают в памяти как-то расплывчато и бесформенно. Как видите, «возрождение» успешно состоялось.
Даццаху задумчиво кивнул:
— Кстати, о личном деле. Вы ведь понимаете, Да, что я заглянул в него перед тем, как предложить работу. Так вот, там есть запись о том, что на вас вначале случайно наткнулся десант и лишь потом подоспела субмарина «морских рыцарей». Как понимаю, вы стали очевидцем ликвидации хонтийцев морпехами. В лагере также случалось наблюдать немало групповых казней и одиночных расправ над заключенными. Довелось побывать на стрельбище? Нет? Ах, да, оно же не при лагере. Тогда расскажу. Часть «дзэ-зеленых», которые не могут работать (их немного, но есть) отправляют на полигон.
Тогда расскажу. Часть «дзэ-зеленых», которые не могут работать (их немного, но есть) отправляют на полигон. Кормят там неплохо, физических нагрузок почти нет. И вот на них надевают бронежилеты, каски и выдают оружие. Вместо пуль в магазинах автоматов и пулеметов — капсулы с краской. Все размещаются в окопах и засадах на стрельбище, а морские пехотинцы атакуют их позиции. Естественно, что у десантников боеприпасы не бутафорские. После атаки трупы «защитников» убирают из окопов, атаковавших выстраивают, а командиры внимательно осматривают их комбинезоны. Если у кого-то обнаружат кляксы краски, это квалифицируется как «ранение» или «гибель». На «раненых» и «павших» накладывается взыскание. Чаще всего — это наряды на грязные работы, лишение увольнительных и прочее. Убившие же в бою нескольких «защитников» получают благодарности и поощрения.
Зачем об этом? Ваше мнение мне не безразлично. Вот вам не приходило в голову, что подобные зверство, жестокость, изуверство, варварство превосходят все, что довелось видеть прежде у себя на родине или в Хонти? Душа от жалости не разрывалась? Сердце не ожесточалось против дикарей-островитян? Ненависть не вскипала? Желание отомстить не родилось?
— Нет. — мгновенно и твердо ответил Всеслав. -Нет!
— Вы отвечаете так, чтобы продемонстрировать лояльность, или по искреннему убеждению?
— Я не лгу.
— Верю. Но тогда что же вы чувствовали? Ведь среди континенталов, погибающих во время набегов наших десантников, есть дети. Девочка могла вырасти и стать талантливой учительницей. Мальчик мог, повзрослев, превратиться в умелого врача. Они бы полюбили друг друга и создали семью, где царят мир и любовь, воспитали своих детей, заботились о престарелых родителях. Что скажете, Да?
Лунин повернулся на правый бок. Сегодня крейсер ощутимо колыхало и подушка тщилась сползти на пол. Он кулаком втолкнул ее под щеку и пристально посмотрел на инспектора. Тот сидел на своем одеяле, привычно охватив колено сцепленными пальцами. Глаза его были странно грустными.
— Какие, собственно, эмоции мне полагалось испытывать? — со сдержанным раздражением ответил Всеслав. -Понятно, не наслаждение! Сама по себе любая массовая расправа над живыми существами, а над людьми паче всего, ужасна и невообразимо отвратительна. Бойня — не место для услаждения души. Но разъедать себе душу, с маниакальным постоянством восстанавливая в памяти картины казней и пыток, — увольте. А коли желаете обвинить в черствости… Попытаюсь объяснить. Вы листали порнографические журналы?
— Не любитель.
— Я тоже. Но в Хонти однажды взял авторучку и просчитал, сколько женщин красуется всего в пяти номерах всего одного издания. Получилось — около трехсот. Подчеркиваю, суммировал не фотографии, а позировавших дам и девиц. Умножаем на число журналов. Приплюсовываем тех, кто страстно желал бы попасть на глянцевые странички, да не получилось по разным причинам. Уже получаются тысячи. Сколько публичных девок в благословенной Хонти и на обломках бывшей Державы Отцов — не ведаю. Но также по самым скромным прикидкам никак не один десяток тысяч. Много! А сколько стерв, выгоняющих из домов старика отца и дряхлую мать, мошенниц, наводчиц грабителей. Теперь переходим к нашему полу. В прошлом году в тихом хонтийском городке Ур-Иль был схвачен людоед, убивший нескольких жителей и… Его не терзал голод, от которого он лишился разума, им двигали азарт и любопытство. В том же Ур-Ильском уезде пьяница заживо сжег жену и двух грудных дочерей-близнецов. Старший брат, обиженный тем, что не он, а младший получил в наследство от отца избушку-развалюху, распял младшего на отцовской могиле. Уж не говорю о банальных случаях немотивированных зверских убийств, о похищении малолетних и надругательстве над ними.
Уж не говорю о банальных случаях немотивированных зверских убийств, о похищении малолетних и надругательстве над ними.
Теперь сугубо риторический вопрос: откуда же взялись эти развратные стервы, проститутки, каннибалы, наркоманы, головорезы и прочие им подобные? Выросли в лесу, словно грибы? Море выбросило на берег? Упали с Мирового Света? Нет, родились совершенно так же как и заслуживающие уважения, достойные люди. Пускали пузыри в колыбели, хныкали в мокрых пеленках и смеялись погремушкам, смешно ковыляли, учась ходить.