Объясняться на пальцах или жестами довольно забавно, но быстро надоедает. Особенно, когда речь идет о личной гигиене. Здесь не водилось не только трус о в, но и гораздо более важных и нужных вещей. Теперь жизнь Хелит была лишена какого-либо комфорта и большинства привычных удобств. Она точно знала, что существуют места, где для мытья воду не надо греть в огромном котле над открытым огнем, а отхожее место выглядят вовсе не как сарай с дыркой в деревянном полу. Где-то люди носили немнущуюся одежду и чистили зубы не растрепанными с одной стороны деревянными палочками, а… чем-то другим. Нельзя сказать, чтоб отхожие места замка так уж сильно поразили воображение Хелит, она видела нечто подобное, да и местных обитателей нельзя было назвать беззубыми грязнулями. Но желание поговорить и обсудить насущные бытовые проблемы более всего стимулировали на подвиги в изучении языка. Кто бы мог подумать…
Рыжего спасителя она больше не видела. Даже издали. Не больно-то и хотелось.
«Вот выучусь говорить по-местному, тогда и поблагодарю», — твердо решила Хелит.
Собственно говоря, кроме четырех опекунш и еще пары озабоченных её обустройством женщин, она в первые дни ни с кем не общалась.
Собственно говоря, кроме четырех опекунш и еще пары озабоченных её обустройством женщин, она в первые дни ни с кем не общалась.
Для начала Хелит досконально обследовала свое жилище, состоящее из двух комнат. Одна маленькая, с полукруглым окном, расположенным выше уровня груди и застекленным ч у дными разноцветными кусочками стекла желтого и молочно-белого цвета. В ней помещалась лишь низкая кровать, похожая на короб, в который положили стопкой несколько тюфяков и покрыли тонкой простыней. На плотно набитом овечьей шерстью и травами валике спать было непривычно, но зато не болела голова. Укрывалась Хелит мягким покрывалом, изнутри подшитым мягким желтым мехом.
Пол второй комнаты устилал огромный ковер василькового цвета, без ворса, зато очень толстый и теплый. Узкое высокое окно выходило, похоже, во внутренний двор крепости, потому что Хелит все время слышала доносящиеся снаружи резкие голоса мужчин. Витраж изображал геометрический узор из переплетающихся лент, но смотреть наружу через него было невозможно, настолько толстыми и мутными были цветные пластинки. Впрочем, здесь все вещи были не только удобными, но и красивыми. Подсвечники из бронзы, схожие с цветами, резные подлокотники кресел и ножки стола, узоры на тарелках, вышивки на одежде, отлитые в форме змей рукоятки столовых приборов, украшения. На гобелены, висевшие на стенах, Хелит могла любоваться часами. На одном из них алые и изумрудные птицы кружили в лазурно-синем небе, переливаясь каждым крошечным перышком, на другом — по вечернему лесу шла печальная девушка, закутанная в синее покрывало. Золотые деревья пронзали лучи закатного солнца, травы стелились под ноги странницы. Такой искусной работы Хелит раньше видеть не доводилось. Ни Здесь, ни Там.
В этой комнате Хелит и проводила все дни напролет: ела, училась, слушала, как Касси играет на инструменте, похожем на арфу. А может быть, это и не арфа. Но когда девушка предложила Хелит попробовать себя в качестве музыкантши, то у той ничего не вышло. Бедная «арфа» жалобно звякнула, протестуя против неумелых рук.
«Так, значит, к музыке я никакого отношения не имею», — мысленно огорчилась Хелит. Играть, как Касси, и петь, как Гвилен, она бы точно не отказалась.
Конечно, получалось поначалу не слишком складно. Хелит смешно коверкала слова и неправильно расставляла акценты.
— Мние просИть вода как?
— Скажи лучше: «Я хочу воды», — терпеливо исправляла Даугир.
— Йа хчу вады.
— Уже лучше.
Самой же Хелит казалось, что она топчется на месте и, вообще, полная бездарь. А может быть, у неё просто нет склонности к языкам? Иногда в памяти всплывали фразы на еще одном языке из Той жизни, но это только подтверждало уверенность, что этот второй язык такой же чужой, как и местный. Обрывки песен и несколько слов — это ничего не означает.
«Осторожность — прежде всего», — без устали твердила себе Хелит по десять раз в день.
Хотя чувство, будто идешь по узкому мостику над пропастью, не покидало её ни на миг. Всё могло сложиться гораздо хуже, много хуже.
Когда долгое время приходится вынужденно молчать, держаться тише воды и ниже травы, в голову начинают приходить странные мысли, а главное, накапливается множество вопросов.
Как, например, вышло так, что Хелит понимает назначение большинства вещей, но не может вспомнить собственного имени? И как она сумела попасть Оттуда Сюда?
Обычный здравый смысл подсказывал, что рано или поздно придется сознаваться в подлоге, правда когда-нибудь да откроется, но прежде не мешало бы определиться с собственным местом в жизни.
Как, оказывается, важно знать, что ты есть такое.
Жарко пылает огонь в камине, уютно барабанит в окно дождь, и от осознания, что всё идет своим чередом, становится теплее на душе. Еще накануне Мэй дал себе обещание написать письмо брату, но все откладывал и откладывал до последнего, ссылаясь на другие, не менее важные, дела, которые у властителя не переводятся никогда.