— Ах, им нужна я! Отлично! — заявила Хелит. — Они меня получат.
И развернувшись на каблуках, пошла прочь. Дэйном, ангай и княжич заковыляли следом. Против ожидания, Аллфин не кинулся в объятия к отцу. Он не мог бросить женщину, которую отчаянно защищал, пусть и вырезанной из ветки глирна палкой. Сэнхан мог гордиться своим первенцем.
Хелит била крупная дрожь. Такая сильная, что она не могла без посторонней помощи вынуть ногу из штанины, не говоря уже о том, чтобы самостоятельно снять сапоги или пуговицу расстегнуть. Моддрон Гвирис пришлось раздевать госпожу, как маленькую. Она брезгливо отбрасывала в сторону грязные вонючие тряпки и только дивилась отваге былой проказницы и хохотушки, выросшей на глазах у них с Хефейдом. Теперь даже воевода смотрит на девушку с плохо скрываемым восхищением. Про обычных дружинников вообще говорить нечего — они за свою бесстрашную госпожу умрут безо всякого приказа. Они окружили апартаменты владетельницы живой стеной и приготовились отразить любое покушение на жизнь и покой леди Хелит Гвварин. Даже Сэнхана не пускают. Никого, пока благородная госпожа будет приводить себя в порядок.
Будь на то воля самой Хелит, она бы просто упала бы на кровать лицом вниз и поплакала от усталости и обиды за Рыжего. От злости на короля и его советников у неё и так закладывало уши, а руки чесались разнести весь дворец по кирпичику. Сволочи, сволочи, сволочи! Мэй столько сделал для всей страны, для всех униен, ангай и нэсс, а они, паразиты наглые, и пальцем не пошевелили, чтобы ему помочь.
— Что с Ранхом? — спросила девушка у моддрон.
— В лазарете.
— А Итки?
— Кто?
— Красноглазый дэй'о.
— Спит на полу возле твоей постели, миледи. Я ему миску с кашей поставила.
Критиковать выбор Хелит никто не осмелился. Наследница Оллеса и Ястребицы, возлюбленная Отступника в своем праве. Хочет, заводит лошадь, хочет — гончую, а пожелает дэй'о приютить — никто не осудит. Вот моддрон Гвирис и относилась к пареньку, как к экзотическому домашнему животному. Пусть себе живет, разве кто возражает? Лишь бы не шкодил.
— Он поел?
— Аж за ушами трещало, — усмехнулась женщина.
— Это хорошо. Передай княжичу Аллфину — пусть к отцу возвращается.
— Непременно, миледи.
«Надеюсь, Сэнхан простит меня», — тоскливо думала Хелит, забираясь в огромную бадью полную горячей воды.
Аллфин множество раз представлял себе, что скажет отцу при встрече. Мысленно повторял доводы, каждый раз напоминая себе, что обязан держаться с достоинством, не показывать своего страха перед наказанием. Его жажда приключений и славы была утолена. Теперь следовало поступить так, как полагается.
Странное дело. Всё, что до сих пор казалось Аллфину пустой формальностью и дурацкими правилами вдруг обрело подлинный смысл и реальную цену. Он действительно виноват, но как сказать об этом отцу, чтобы не уронить ни его, ни своего достоинства? Как верно и недвусмысленно выразить степень своей вины и не скатиться к глупому и никому не нужному самобичеванию?
Княжич высоко поднял подбородок, сделал четыре широких шага от порога комнаты и опустился на одно колено. Взгляд на отцовы руки, скрещенные на груди, и ни на мизинец выше.
— Я — плоть твоя от плоти, я — кровь твоя и продолжение, признаю свою вину. Воля твоя наказывать и прощать, отец мой и господин, — ровным голосом произнес мальчик.
Только так — несколькими суровыми ритуальными фразами, за которыми спрятаны раскаяние, надежда и откровенность.
Сказать по правде, Сэнхан немного растерялся. Он ожидал всего чего угодно — истерики, пряток и даже громогласного обвинения в недостатке родительского внимания. Но только не соблюдения архаичного ритуала, которому Аллфина приходилось учить из-под палки. Но сын Финигаса взял себя в руки, чтобы не нарушить церемоний неуместными проявлениями родительских чувств, и ответил в том же духе:
— Ты — плоть моя от плоти, сын.
Я прощаю твой жестокий и необдуманный поступок…
В конце концов, тир-галанскому князю жаловаться не приходилось. Из Галан Мая сбежал взбалмошный мальчишка, а вернулся — мужчина и боец. Именно эти качества увидел он, когда мальчик старательно прикрывал собой спину Хелит, воинственно выставив вперед, точно фамильный меч, жалкую палку. Аллфин настроен был сражаться не на жизнь, а на смерть, не взирая на усталость и страх. А значит, он прошел испытание на прочность. Пройдет еще немало времени, пока княжич станет достоин своих великих предков, прежде чем научится отвечать за поступки. Но первый шаг в этом направлении он уже сделал.
— Но знай, сын мой, ты будешь примерно наказан, дабы искупить свою вину, — добавил Сэнхан, с горечью понимая, что так никогда и не слышал этого окончания из уст своего отца.
Финигас никогда до конца не прощал своих сыновей, годами напоминая о былой промашке бесконечными упреками.
Проступок влечет за собой покаяние, покаяние — прощение, а наказание ставит точку и покрывает степень вины — таков естественный ход вещей. Но не для Финигаса.
Сэнхан серьезно и честно пожал руку своему мальчику, признавая за ним право быть услышанным и понятым. Право, которого они с Мэем всегда были лишены.