— Забудь о плуге и посевах. Кто вкусил от могущества Силы, тот никогда не сможет вернуться. Не дадут. Да и сам не захочет, — молвил печально Гвифин. — Жизнь — не колокол. Качнул его вправо, а он потом снова влево пойдет. Из таких путешествий не возвращаются…
Ведун удивительным образом умудрялся одновременно пребывать разумом и в далеком прошлом, и возле котла с варевом. Он моментально отметил, что вонь достигла апогея, и сразу же швырнул в котел ложку белого кристаллического порошка. Тот произвел самое благоприятное воздействие на носы магов, убив весь запах сразу и на корню.
— Ну, вот и готово! — радостно возвестил он, любуясь ядовито-желтым цветом отравы. — Теперь упарим все втрое, и будет нашим лучникам отличная подмога. Иди, скажи лорду Мэю, чтоб не волновался.
Кай больше не стал противиться, безропотно отправился выполнять поручение. Мэя он любил и почти боготворил. Юнца не смущало, что его идеал грязен, измучен, небрит и за десять шагов от него шибает потом. Было бы странным, если бы розами, воду-то берегли для питья. Оно, конечно, снег можно растапливать, но то мера крайняя.
Навстречу Каю уже бежал кто-то из воинов-униэн, призывая мага к князю. На псарню. Срочно! Как говорится, на ловца и зверь…
Мэй сидел на корточках над мертвой сукой Ро. Любимица вдруг захворала, хотя князь от себя кусок отрывал, лишь бы та не голодала. Ни псари, ни Гвифин так и не смогли ничего поделать, хоть поили всякой дрянью целебной, колдовали и всяко-разно ворожили. Да только без толку. Ро исчахла за каких-то несколько дней.
— Ждала меня, — спокойно сказал Мэй, закрывая потухшие глаза псины.
Кай не удивился. Ро просто не могла умереть, не ощутив на своем лбу руку любимого, единственного и ненаглядного своего господина. Пожалуй, никто из обитателей Эр-Иррина не отказался бы от такой чести. И Кай, тоже.
— Сожги её. Она достойна, — попросил Рыжий, с трудом отнимая пальцы от густой черной шерсти.
Юный нэсс только кивнул в ответ. Думал, князь будет плакать. У самого слезы наворачивались. Но глаза Мэя оказались столь же сухи, как его голос. Шелестящий и бесстрастный, словно пустынный ветер. «Неужто, не жалко животину? Но видно сердце доброго князя окончательно спеклось в пламени битв. А еще говорят, будто он любит прекрасную алаттскую деву. Врут! Разве такой может любить?»
Князь сам вынес еще теплый труп на двор, уложил на снег и отошел в сторонку. Мол, делай свое дело? я свое сделал.
Заклинание и пас руками получались у Кая уже без всякого напрягу, сами по себе.
Печальная обязанность сжигать тела мертвых была возложена на него, ибо дрова тоже были на вес золота.
Вспышка белого пламени превратила Ро в легкую кучку праха.
— Спасибо, в'етт, — молвил Мэй, крепко, до боли, сжав плечо нэсса. — Я не знал, что делать с… телом. Не за стену же выбрасывать. Она была такая отважная.
Он будто пытался оправдаться, изрядно смутив паренька откровенностью. Это ж известно — униэнские князья никому отчета не дают, кроме самого Верховного Короля, а тут перед каким-то мальчишкой-колдунишкой. Непорядок!
Мэй выглядел настолько растерянным, словно не мог поверить в смерть Ро. Так, по крайней мере, показалось Каю. Но не спрашивать же, так оно или нет?
Краток собачий век, ох и краток. По большому счету, он лишь в несколько раз меньше, чем жизнь нэсс. Только и успеет Рыжий Мэй привыкнуть к мальчику по имени Кай, а тот уже мужчина, а там и старость Каева не за горами. Несправедливо? Может быть. Но кому больней-то будет, когда уйдет душа огненного мага прямиком к Отцу и станет тоненьким рассветным лучиком? Старики шепотом говаривали, что нэсс сотворены для радостей, а унияне — для горестей. Кай глядел на высоких красивых мужчин и женщин и не верил. Чего только старые да завистливые к чужой молодости не наболтают? А теперь, когда меж униэн очутился, до конца понял странную мудрость нэсскую. Не в сроках дело. Не может тот же князь Мэйтианн оставить ничего на потом, не может переложить на правнуков, ни дел, ни долгов, ни трудов. Все униэн таковы. Вот и радуйся, нэсс, ибо не узнать тебе, чем обернется в грядущем самый малый поступок, наслаждайся неведением. Разве не счастье?
Усилиями Рыжего Мэя и его соратников Эр-Иррин основательно врос корнями в скальное основание, нарастил неприступные стены, ощетинился катапультами, и стал тем, чем изначально задумывался — костью в горле у армии Чардэйка. И если Верховный вигил рассчитывал на силу колдовства, то и тут Рыжий умудрился его обставить, как маленького. Его огненный маг сумел дать отпор даже самой Эрайо'су [22] . Вот когда Эйген пожалел, что злополучный хан'наг Соган сдох слишком быстро. Погубленная им Йагра'су могла бы по несколько раз поднимать мертвецов и бросать их на штурм Эр-Иррина снова и снова.
Верховный вигил шел по дороге, ведущей к неприступной крепости, проложенную таким образом, чтобы любой пришелец оказывался, обращен к замку правым боком, не прикрытым щитом. Очень неуютное положение, и только черный узкий вымпел парламентера защищал Эйгена от дружного залпа эр-ирринских лучников. Но униэн не посмеют нарушить древний закон: «Переговорщик неприкосновенен».