К своему искреннему удивлению лорд Сайнайс выжил после магической атаки. Его задело самым краем, а потом дэй'ном приняли за мертвого. Выглядел он, конечно, чудовищно — закопченный, что твой окорок, без бровей и ресниц. Но вполне боеспособный и подвижный. Девять поколений воинов за спиной — это не шуточки.
— Не мой сегодня день, — бодро заявил он Рыжему, даже не слишком удивившись неожиданному появлению князя в гуще сражения. — Срочно бери командование на себя! Орэр ждет в резерве!
Потеря Верховного вигила ослабила войско Чардэйка гораздо сильнее, чем униэн — утрата Альмара.
Мэй подхватил королевскую хоругвь и вскочил на Сванни. Пусть видят — всё под контролем.
— За короля!
— ля-а-а-а-аа-аа-а! — подхватили его истошный вопль воины.
И все у кого имелись глаза, увидели, что у знаменосца алые, как кровь волосы.
— Финига-а-а-а-а-с! — кричали одни в исступлении.
— Мэ-э-э-э-э-эй! — отвечали другие, узнавшие Рыжего.
То было знамение. Если угодно, знак победы! С Финигасовым сыном они победят, как побеждали с легендарным отцом.
Кабак он везде кабак. Хоть в Нафарре, хоть в любом из семи Шастских кангатов, хоть в самом Тир-Луниэне преславном. Здесь пью, жрут, блюют и блудят взрослые матерые мужики во всякий час дня и ночи, круглогодично, индивидуально и коллективно. На то он и кабак, чтоб спускать деньги на вино и лапать девок. И уж совсем грешно обойти сторонкой гостеприимно распахнутые двери заведения, когда кошель полон сладко звенящим серебром, и так не терпится похвалиться перед каждым собутыльником своими славными подвигами. Война ведь только-только кончилась, и не чем-нибудь, а победой. И какой победой! Будет о чем рассказывать внукам-правнукам. Спросит когда-нибудь любопытный постреленок у своего героического деда о битве при Эльяссе: мол, верно ли пишут в книжках, аль брешут бумагомаратели всякие? Было, али не было? А дед шваркнет по столу кулаком и скажет авторитетно: «Было! Не сумлевайся!»
Высоким он был, выше всех присутствующих почти на целую голову, широк в плечах неимоверно, и только совершенный безумец решился бы задирать такого детину. Редко когда средь нэсс рождаются настоящие богатыри. Чтоб на груди кольчуга рвалась от напора мускулов, а на его двуручник вообще без содрогания нельзя глядеть.
Чтоб на груди кольчуга рвалась от напора мускулов, а на его двуручник вообще без содрогания нельзя глядеть. Прямая дорожка такому в наемники. Ни один униэнский князь не откажется от крепыша-нэсс. И хоть на вид наемник казался молод, но ратное дело знал без обмана. Иначе не носил бы парень перевязь под стать рыцарю и меч с клеймом известного мастера. И, разумеется, не поил бы ради минутной блажи весь кабак вечер напролет. У ленивых да неумелых деньги не водятся.
Поглядишь на такого, аж завидки берут. Право слово!
— Силен ты пить, паря! Ох, и силен! Куда тока лезет? — заявил один из любопытных, но не шибко денежных посетителей, коими полнится каждая корчма.
Богатырь окинул добродушным взглядом собеседника. Ничего особенного, парень как парень. Вроде как приятный на вид, и на вора не похож.
— Тебе-то, какое дело до моей глотки, землячок? Мои деньги! Хочу пью, хочу гуляю, хочу друзей угощаю! — пробасил он.
Приблуда воодушевился перспективой отведать пенной влаги на халяву, и решительно подсел к столику наемника.
— Так угости, коль богат. Боги, они ж делиться заповедовали.
А тот и не возражал.
— Ладно, землячок! Выпей за мое здравие, я сёдня не жадный.
Хмельной наемник звонко шлепнул медной кружкой об столешницу с такой силой, что чуть пополам не развалил могучее творение столяра. Силушки-то немеряно, вон какие плечи отрастил.
— Эй, хозяин! Мне и моему другану новому — по три кружки пива! Да гляди, не разбавляй, лойсов сын!
Подавальщики тотчас метнулись к стойке.
Торопись, чашник, торопись! Наливай полней и не жалей крепкого ангайского пива для честного солдата-победителя, злобных дэйномов поборителя. Чтоб они все передохли!
— Люди говорят, тебе за подвиги дарован надел земельный на том берегу Бэннол? — деликатно спросил любитель дармовщинки.
Голубые его глаза смотрели на благодетеля, по меньшей мере, восторженно.
— Бери выше, землячок! — гордо вскинул подбородок наемник. — Я теперь — человек обычая!
— Чего?
— У, деревенщина! — поморщился м о лодец, но снизошел и пояснил. — То есть рыцарь князя Приграничья. Всамделишный рыцарь. В законе, то бишь.
— Вона как! — поразился его собеседник.
— А то!
— Дык, ты ж того… нэсс по крови. Простолюдин.
— И что с того? — набычился новоиспеченный благородный рыцарь. — Меня сам Рыжий Мэй к присяге привел. Чуешь? И не за просто так, а за подвиг на бранном поле.
В кабаке установилась преисполненная жгучей завистью тишина.
— Опа! И чего за подвиг ты такой совершил?
— Униянку спас от смерти. И нечо таращиться, точно на голую бабу! Чистую правду говорю. Алаттскую владетельницу сохранил для Рыжего, уберег от дэйномского меча, заслонил от стрел, — объявил наемник громогласно. Чтоб все слышали и боле не переспрашивали.
— Да ты расскажи толком-то, чего там приключилось на Эльясском поле, а то ведь слухи ходют разные, — не унимался голубоглазый.