Сеча, приключившаяся под стенами крепости, если и отличалась от сотен предыдущих сражений в приграничье, то лишь отчаянным сопротивлением дэй'ном. Краем сознания Мэй успел оценить, что для традиционного грабительского рейда по приграничью отряд дэй'ном слишком велик. Не менее трех сотен клинков. Да, да, полные три сотни Желтых Повязок.
Мэй давно мечтал схлестнуться с хан'гор — сотником Желтых. Не просто померяться силами и мастерством, но снова опробовать новый финт, подсмотренный у одного из старых мастеров клинка. Хан'гор не заставил себя ждать, словно услыхал мысленный призыв Рыжего. Едва управившись с двумя наседающими противниками, Мэй оказался лицом к лицу с высоким дэй'ном в вороненой кирасе. Пышный плюмаж из конского волоса — отличительная черта сотника — не дал ошибиться. Темные, почти черные глаза хан'гора полыхнули безумным огнем.
— Умри, Рыжая тварь! — взревел дэй'ном, вонзая шпоры в бока своей лошади.
Они сшиблись с грохотом, осыпая друг друга ударами, рыча и задыхаясь от ненависти. Длинный меч Рыжего высекал искры из вражьего нагрудника. Сванни храпела и норовила укусить гнедую хан'гора за холку. А вокруг кипел бой, униэн прикрывали своего князя со всех сторон, не давая никому приблизиться с тыла. Кто-то падал под копыта гарцующих коней, кто-то захлебывался кровью.
— Смерть! Смерть! За мной! Руби! — надрывно кричал где-то недалеко Хефейд.
Униэн подхватили его вопль.
— Смерть!
Мэй блокировал мощный удар сотника, принимая его на гарду. Мечи протяжно заскрежетали друг об друга, искря крошечными голубыми сполохами. В какой-то миг воины буквально соприкоснулись носами. Хан'гор попытался пырнуть Рыжего в бок кинжалом. Не тут-то было. Рыжий сам когда-то сделал эту кольчугу, вложив в её хитрое мелкое плетение все мастерство, каким обладал.
— Скользкая мразь, — прошипел сквозь зубы дэй'ном, имея в виду не только удивительные свойства кольчуги. — Я тебе кишки выпущу!
— Размечтался…
Клинок Мэя с жутким хрустом врезался врагу чуть выше ключицы, разом покончив с недолгим спором. Рыжего окатило горячей пряной кровью из разрубленной артерии. Целый миг он ничего не видел. Но и этого мгновения хватило для того, чтобы пропустить удар чем-то твердым по колену. Не будь Сванни такой умной и тренированной — лететь бы Мэю на землю. Он сразу же перестал чувствовать ногу.
Нога, слава Богам, оказалась на месте. Наколенник спас.
— Милорд, что с вами? — встревожился Хельх, не отходивший ни на шаг от своего господина во время боя.
— Ничего, — выдохнул Мэй. — Вперед!
К Лойсу боль! К Лойсу!
Пленных униэн не брали, дорезав раненых. Дэйном не молили о пощаде. Те, кто отправлялся в разбойничий набег, знали на что шли. Когда война объявлена с соблюдением всех традиций, тогда — да, все как положено: плен, выкуп, обмен. Впрочем, так выходило далеко не всегда. В Войне Северных Народов никто никого не щадил, никто не обменивался пленными, являя миру ужасы чудовищных пыток и массовых казней. Дэйном по этой части превзошли всех, но и первые запросили пощады. Помнится, тогда обезумевший после резни в Дон-Аэгли Мэй приказал вешать по одному дэй'ном каждую дюжину шагов до самого Лот-Алхави. Она до сих пор зовется Дорогой Висельников. Полуразрушенная Аэгли, по улицам которой текли настоящие реки крови, стояла перед глазами Рыжего.
Она до сих пор зовется Дорогой Висельников. Полуразрушенная Аэгли, по улицам которой текли настоящие реки крови, стояла перед глазами Рыжего. Он жаждал мести так неистово, что заставил содрогнуться даже своих соратников. Тех пленников, кто дошел до столицы, закопали в землю живьем. Несколько лет по всему Тир-Луинену ходили упорные слухи об одержимости Мэйтианна'илли.
Сейчас все обошлось огромным костром, в который бросали трупы. Остатки сырой нефти для этого дела пришлись весьма кстати.
— Пусть там, за горами, увидят дым, — наказал Мэй.
Он едва удерживался в седле, в колене пульсировала боль, но Рыжий был абсолютно, целиком и полностью счастлив. Ненависть всего лишь изнанка любви, а гнев оборотная сторона радости. Если нет возможности носить яркое платье, то и линялая подкладка сойдет.
Тайгерн остался в Эр-Иррине против воли. Мэй мог считаться тысячу раз Отступником, и все права на Тир-Галан давно перешли Сейхану, но формально Рыжий оставался страшим мужчиной в их семье. Его слово — закон, который не обсуждается. Воинственность сыновей Финигаса вошла в поговорку, в других обстоятельствах Тайго никогда не отказался бы помахать мечом. Но Мэй оставил на него замок, доверил свою цитадель, жизни женщин, арсенал, в конце концов. Это ведь что-то да значит?
Рыжий попросил: «Не подведи меня, брат!» — а он просил о чем-то крайне редко. В последний раз он обращался с просьбой лишь к королю Альмару. Эта сцена навсегда запечатлелась в памяти Тайгерна. Буквально вросла в сознание.
…Меловое лицо короля, его серые губы, сжатые в нитку, и окровавленные руки, в которые Мэй вложил Крыло — свой прекрасный меч. Коленопреклоненный Рыжий резким движением обнажил шею, открывая её для вероятного удара. Красные волосы полностью закрыли лицо. Сколько благородных униэн испытывали в эту минуту острейшее желание со всего маху рубануть по незащищенному затылку? Не пересчитать.