Мэй трижды вопрошал, не желает ли кто еще связать себя узами брака, затем троекратно испросил жаждущих расторгнуть супружество. Таковых не нашлось. Если кто и пользовался правом развода, то только униэн. Им всегда было проще договориться между собой о взаимном согласии на разрыв, как того требовали законы. Нэсс редко шли на такой шаг, ангай — вообще никогда. Кто же будет спрашивать согласия у бессловесной собственности мужа — у женщины?
Словом, Рыжему ничего иного не оставалось, кроме как начать столь нежеланную для его репутации церемонию. Мэй до хруста зубов стиснул челюсти, предчувствуя грядущее унижение. Еще немного — и все эти люди доподлинно узнают, что ими правит калека, урод, проклятый богами. Небесный Игрок не станет снова покрывать Отступника. Рыжий до судорог в мышцах стиснул резные подлокотники, но голос его не дрогнул и не сорвался. Хвала и слава всем Богам, ибо не каждый сможет без запинки прочитать собственный приговор:
— Испокон веков в день Сайгэллов вершится истинное правосудие и там, где пасует закон, написанный людьми и для людей, торжествует Право Судии. Так было, так есть и так будет. Кто сегодня требует истинного правосудия?
То, что Великого Духа придется воплощать самому Мэйтианну, показалось Хелит какой-то невозможной дикостью и глупостью. Он ведь всего лишь человек. Однако все наперебой твердили, в том числе и сам Мэй, будто во время обряда на обличенного властью князя на самом деле снисходит волшебная сила, позволяющая ему безошибочно определить кто прав, а кто виноват. И говоря откровенно, Хелит не верила до тех пор, пока не увидела расширенные до предела Мэевы зрачки. Он на мгновение повернулся к ней, словно ища поддержки и опоры. Именно этот взгляд, а вовсе не магия Гвифина, убедили девушку в том, что происходящее в парадном зале — вовсе не красивый обычай и не искусный обман. Рыжий верил в то, что именно по его слову кровь жертвенного животного обожжет ладонь обманщика и пощадит руку невинного. Так же свято верили в это все собравшиеся в зале. А искренняя вера — она посильнее любого колдовства будет.
Тем временем люди расступились, пропуская вперед жаждущих высшей справедливости: четверку молодых мужчин, старика и женщину — тоненькую и заплаканную нэсс.
— Я хочу знать правду, светлейший князь, — сказал громко самый высокий из мужчин, закутанный в широкий темно-красный плащ. — Я прошу тебя рассудить нас.
«Красный цвет — знак жажды истины», — вспомнились Хелит поучения фрэя Гвифина относительно символики цветов.
— Ты будешь говорить — я буду судить.
Голос у Мэя крошился ржавым железом.
Хелит отчаянно хотелось коснуться его белой от напряжения руки.
«Держись, Рыжий!»
— Меня зовут Кристан по прозвищу Летний Ветер, — сказал истец.
— Я — торговый человек, купец из Уводья. Женщина, стоящая по правую руку — моя жена, которую зовут Миасс.
Молодуха покраснела от смущения и не посмела поднять взгляд на князя.
— Старец доводится ей отцом, — продолжал Кристан. — А мужчины, стоящие по левую руку от меня — Дорин Медная Голова, Самм Громобой и Люсс Снежный — мои давнишние компаньоны. В канун великого праздника Перворожденной я допоздна задержался на ярмарке, а когда вернулся, то застал свою жену в слезах. Она обвинила моих друзей в недостойных домогательствах, мол, пришли среди дня и стали приставать по-всякому, сулили деньги и всячески смущали. Я, знамо дело, обозлился, объясняться пошел. А Дорин, Самм и Люсс в ответ указали на Миасс как на развратницу, которая в мужнино отсутствие ведет себя недостойно, всячески мне изменяя. Задели меня эти слова за живое. Возвращаюсь домой, а жена моя сбежала в родительский дом. И теперь я не знаю, кому верить — сотоварищам или жене?
Вид у Летнего Ветра был потерянный. Ему очень хотелось верить жене и не хотелось ругаться с компаньонами. Дилемма, однако.
— Пусть скажет обвиняемая, — приказал Мэй, даже не глянув на женщину.
Отец вытолкнул её вперед.
— Расскажи, как дело было, доченька.
— Я не вру, — пропищала купчиха. — Они пришли… стали лезть… за руки хватать… золото обещать, — бедняга еле языком ворочала от страха.
Еще бы! Её допрашивал Рыжий Мэйтианн'илли, а в его лице сам Великий Дух.
— Я слуг кликнула… пригрозила палками гнать прочь, а они… навет возвели… ославили шлюхой…
Крупные слезы градом катились из её глаз. Кто поймет — подлинные то слезы или нарочитые?
— Я за свою дочку головой ручаюсь, светлейший князь! — молвил старик-отец. — Она у нас в строгости росла, никаких вольностей себе не позволяла!
Он повернулся к зятю:
— Разве не девой она тебе досталась, Летний Ветер? Разве не хранила верность будущему мужу до брака, как завещано предками и Богами? Скажешь, что вру?
— Не врешь. Так оно и было, — согласился купец.
— Хорошо. Пусть говорят обвинители.
Купцовы компаньоны избрали из своих рядов самого бойкого и языкатого — Медную Голову. И неспроста. Дорин оказался таким же рыжеволосым, как Мэй. Только у князя волос почти алый, а у купца-нэсс — золотистый с небольшой рыжинкой.
«Подольститься хотят», — решила Хелит. — «Решили — рыжий рыжего всегда поймет и выгородит? Хм-м-м… подозрительно».