Рыжий отогнал лишние мысли, накинул на плечи широкий теплый плащ и, стараясь не шуметь и не будить сменившихся из караула воинов в казарме, вышел на утренний ярый морозец. После затхлого, провонявшего потом и портянками помещения, к тому же донельзя натопленного, свежий воздух лился в легкие целительным бальзамом. Мэй с наслаждением хрустнул суставами запястий, сладко потянулся, полностью готовый начать новый день. Правда, вдоль позвоночника скользнул тонкой струйкой неприятный холодок, но Отступник не придал этому никакого значения, приняв предчувствие за озноб. Некогда ему было и не хотелось заставлять лорда Тиншера ждать. Все-таки один из немногих безусловных союзников.
Мэя ждали с нетерпением и даже послали навстречу младшего офицера.
— Разведчики привели пленника, — сообщил запыхавшийся от бега парень. — Какой-то высокородный из окружения вигила. Наглый гад!
— Наглый, говоришь? Надолго ли?
Но парень не врал, пленник успел довести до белого каления князя Тиншера дерзкими речами и нескончаемым потоком угроз. Казалось бы, злить врага в таком положении не слишком разумно, но с дэй'ном такое случается. Они не всегда могут совладать со своей яростью. Особенно высокородные.
— Ага! Вот и Рыжий! — истерично обрадовался пленник. — Пришел пытать собственноручно?
Мэй ничего не ответил на выпад. Бывало и так, что он лично пытал особо упертых и шибко несговорчивых, но зачастую допроса с пристрастием не требовалось. Свое дело неплохо знали ведуны, с помощью их эликсиров прояснялись неясные моменты в планах врага, легко обходясь без лишней крови и криков. Но среди самих дэй'ном о пытках униэн ходили самые зловещие слухи, распространяемые большей частью агентами вигила.
— Наш нервный друг хочет сказать что-то важное персонально вам, Мэйтианн'илли, — объявил лорд Тиншер.
Бровь Отступника хитро изогнулась в притворном удивлении.
— Вот как? С удовольствием послушаю.
Дейном гордо вскинул голову и воззрился на князя Приграничья расширенными до предела зрачками. Похоже, он ожидал увидеть сущего зверя в человеческом обличье и не поверил бы увиденному, не будь у Мэя столь редкого цвета волос.
— Как только взойдет солнце 10-тысячная армия хан'гора Ламмина перейдет границу по Дон-Муни и вторгнется в пределы Тир-Луниэна! — выкрикнул пленник в лицо Рыжему.
Советники вскочили со своих мест, начали что-то кричать, грозить и насмехаться, а Мэй перевел взгляд на Дайнара и встретился с ним глазами.
Его недавнее случайное предположение так быстро подтвердилось.
— И что же, по-твоему, мы станем делать? — спросил он у дэйном. — До границ с Нафарром далеко, до Лот-Алхави еще дальше, чтобы слать гонца. Я думаю, владетель Тир-Амала решит на месте, что делать с нашествием.
— Делай, что хочешь! — прорычал тот.
— Ты ничего не хочешь добавить к своим словам?
— Только то, что скоро всем вам придет конец!
— Интересная мысль, — хмыкнул Мэй и кликнул конвой: — Увести и повесить! — приказал он.
— И все? — удивился пленник.
— И все.
Рыжий всегда помнил о том, как умер его младший брат, и не обольщался ни благородной кровью, ни внешностью пленных дэй'ном. Попадись он в их руки, о смерти пришлось бы униженно молить и уповать лишь на милосердие Тэнома. Обычному человеку воображение отказывало там, где изощренная мысль чардэйковских палачей только обретала воплощение.
— Ну что ж, судари мои, нас ждут суровые времена, — заявил Мэй, когда вестника увели на казнь. — Олаканн с Эйгеном решили взяться за нас всерьез. Какие будут предложения по укреплению нашей обороны?
А предложения, несомненно, были.
Аллфин, сначала обрадовавшийся изменившимся планам, всю дорогу до пещеры отшельницы канючил хуже трехлетнего малыша. Княжичу не нравилась древняя мрачная чащоба, плотно обступившая дорогу, раздражал снег, метущий прямо в лицо, болела затекшая после неудачной ночевки спина. Недовольство мирозданием достигло апогея, когда он припомнил ранний завтрак, тот последний раз, когда все трое ели.
— Морда у трактирщика противная, наглая и лживая. Он нас обсчитал и направил не в ту сторону. Ненавижу таких! — бубнил мальчишка.
— Правильно мы едем, не сомневайтесь! — заверил его Ранх.
— А если и обманул с расчетами, то там твоих денег не было, — добавила Хелит.
Благородный юноша при побеге не додумался прихватить с собой денежку. За все еду для себя и корм для лошадей платила Хелит пополам с Ранхом.
— Вы мне теперь до конца жизни будете напоминать, кто из нас троих нахлебник? — ядовито поинтересовался Аллфин.
— Обязательно! — пообещала она. — А еще — забияка, хам и хвастун.
У неё сложилось впечатление, что мальчишка решил явить миру свои худшие черты характера во всей непревзойденности. После урока полученного от воина в волчьей дохе княжич к взрослым не лез, зато в каждом встречном юноше подходящего возраста видел потенциальный объект для злых шуточек. Затем следовала драка, из которой сын и выученик тир-галанского князя, как правило, выходил победителем. Пару раз, к тайной радости Ранха и явной Хелит, парню доставалось по шеям, что вовсе не умерило его боевой пыл. Трактирщикам и содержателям постоялых дворов Аллфин все время норовил нахамить. Хелит устала извиняться за малолетнего змеёныша. Но после того как в последней корчме, он умудрился довести до слез хозяйскую дочку своими грубыми шутками, леди Гвварин не выдержала и отхлестала уздечкой по чем попало. Била наотмашь, при всех, чтобы вышло стыднее и обиднее.