«Отдавать — не отдавать, отдавать — не отдавать?» Пока Дайнар шел к Мэю, он успел весь истерзаться сомнениями. Сложно вообразить себе, что станет с Рыжим, если в письме будет что-то страшное. Человеческое существо — вещь хрупкая, с женщиной может случиться все что угодно. Начиная от падения с лошади, заканчивая…
На истоптанном тысячами ног снегу неподвижно стоящий Мэй походил сгусток свежей крови — огненный хвост на макушке трепал сырой холодный ветер.
Дайнар открыл было рот, чтобы позвать своего лорда и отдать ему послание, но его голос заглушил бешеный вой рогов.
— Милорд! Они идут!
Отступник вышел за частокол и остановился как вкопанный. Холодное зимнее солнце немного прогрело воздух, чтобы нависший над противоположным низким берегом Бобрового ручья, туман рассеялся, открыв для стороннего взгляда тревожную картину. Словно от края до края провели темную линию, перечеркнувшую горизонт, только то была совсем не линия, а неровный строй армии Чардэйка.
Словно от края до края провели темную линию, перечеркнувшую горизонт, только то была совсем не линия, а неровный строй армии Чардэйка. Какие там десять, там — все сорок тысяч. Океан трепещущих на ветру, узких, как змеиные языки, знамен: малиновых, черных, зеленых.
Мэй окинул взглядом приближающуюся орду и отчетливо понял — впервые в жизни ему придется отступать. Холодный рассудок подсказывал, что дэй'ном легко растопчут защитников Приграничья. Их с Тиншером дружина не сможет оказать ощутимого сопротивления в чистом поле. Их попросту возьмут в клещи и раздавят людской массой. Но задержать продвижение в глубь Тир-Луниэна надо любой ценой. Любой.
Он обернулся назад, на своих соратников. Дайнар едва удержался, чтобы не отшатнуться. Рыжий в одночасье обернулся Финигасом. Незабываемый жестокий прищур, те же заострившиеся до предела черты, а главное, сила и непреклонность возродившаяся в Рыжем. Не Мэйтианн'илли, и уж тем более не Отступник Мэй стоял пред своим войском, но Финигас. Таким, каким его помнили и каким представляли, те, кому не довелось знать великого князя Джэрэт — сама воплощенная в плоть ненависть и жестокость.
— Отступаем! — скомандовал Мэй. — Отступаем в Эр-Иррин!
Князю Тиншеру было предложено вернуться в свою вотчину, занять оборону, чтобы впоследствии влиться в объединенное войско государя Альмара. Так толку будет больше. Лорд Тиншер не возражал. Он лучше других понимал, что со стороны Отступника это вовсе не героическое и красивое самопожертвование, а жесткий и бескомпромиссный расчет. Только крепость, перекрывающая проход по самой большой и важной дороге Приграничья, сумеет стать тем твердым орешком, который Верховному вигилу будет трудно раскусить. Эр-Иррин создан для длительной осады, его арсеналы полны оружия, а кладовые — хлеба, баллисты и катапульты заряжены.
Пускай все погибнут, но прежде чем падут стены Эр-Иррина, и умрет последний из его защитников, часть сил Чардэйка будет какое-то время связана. С другой стороны, разве не для того они все взяли в руки оружие, не для того сознательно избрали стезю воинов, чтобы однажды сложить свои головы, защищая свой народ?
Но мысли Рыжего были весьма далеки от пафосного запева героической баллады. Он приказал созвать всех юношей младше 20 лет, не успевших получить еще рыцарских шпор. Таковых в лагере сыскалось аж двадцать пять человек.
— Судари мои, вы немедленно возьмете самых быстрых коней и отправитесь в Исконный Тир-Луниэн, оповещая по дороге каждого встречного о нашествии дэй'ном. Все владетели сопредельных с Приграничьем земель должны знать о случившемся не позднее, чем через три дня. Все понятно? — жестко отчеканил Мэй.
Дайнар ожидал, что мальчишки станут протестовать и упираться. Рыжему — возможно. Но кто бы осмелился возразить самому Финигасу?
— Хельх! — позвал Мэй оруженосца. — Ты поскачешь к Альмару в Сирон-Аяр, он сейчас там. Возьми, — на ладонь юноши лег венец властителя Приграничья. — С этой штукой никто не посмеет тебя остановить. Скажи государю, что я буду держать Эр-Иррин столько, сколько понадобится, и не сдамся, пока жив буду. Наследников у меня нет, поэтому пусть распоряжается Приграничьем как ему заблагорассудится.
— Милорд! Я никуда не поеду! — отчаянно крикнул парень. — Кая-то вы оставляете.
Пальцы Мэя стальным капканом сжали горло Хельха, словно князь вознамерился на месте покарать ослушника:
— Ты поедешь туда, куда я сказал. Немедленно! — прошипел Рыжий, опасно щуря глаза, совершенно так же как это делал его отец. — Еще одно слово и я прикажу тебя повесить, как предателя. Я — твой господин и в жизни и в смерти и, поверь мне, после смерти тоже.
Понятно? Я не слышу ответа! Не слышу!
— Мэй! Ты сдавил ему горло — он не может ответить, — осторожно напомнил Дайнар.
Рука князя медленно разжалась, давая возможность вздохнуть уже слегка посиневшему юноше.
— Ты хорошо меня понял, в'етт Хельх?
— Д-да.
— Прекрасно. Что же касается Кая… ты хоть понимаешь, что он умрет? И я буду тому виной и причиной. Но он мне нужен. Его дар и его сила.
«Точно так сказал бы и Финигас, — с содроганием подумал Дайнар и отвернулся. — Должно быть, старый безумец вовсю веселится на дне своей персональной бездны, зная, что его старший и любимый сын, дерзко преступивший когда-то отцовскую волю, стал таким же, каким был его отец».