— Что ты был осведомителем. Алжирские товарищи имеют на сей счет доказательства.
Викарьос бросается к нему, Брюне думает, что он соби-рается его ударить, и, сжав кулаки, встает. Но Викарьос не наносит удара. Он стоит совсем рядом с Брюне, лицом к лицу. Глаза Викарьоса лишены взгляда. Это два широко открытых взывающих рта. У Брюне кружится голова, он отворачивается, так как у Викарьоса дурно пахнет изо рта.
— Брюне! Неужели ты этому веришь?
Брюне не знает, произнесли ли это губы или глаза Ви-карьоса. Он хочет единым махом закрыть все эти рты, ко-торые молят о пощаде. Он говорит:
— Я верю всему, что утверждает партия.
Викарьос выпрямляется. На его меловом лице глаза черны и суровы, теперь они смотрят. Брюне делает шаг назад, но заставляет себя повторить под этим взглядом:
— Я верю всему, что утверждает партия.
Викарьос долго смотрит на него, потом отворачивается и подходит к двери. Но нужно идти до конца: это необхо-димо. Брюне кричит ему в спину:
— Если скажешь фрицам хоть слово, ты пропал! Викарьос оборачивается, и Брюне в последний раз ви-дит Шнейдера.
12 ЖлП. Сартр
353
— Бедный мой Брюне! — говорит Шнейдер.
Дверь закрывается: все кончено. «Печка потухла, — ду-мает Брюне. — Я простужусь насмерть». Он смотрит на ящик с углем, потом отворачивается и выходит, поделом тебе, просто не нужно было лгать. В конце коридора он останавливается, открывает дверь. Шале сидит на скамей-ке. Туссю, Бенен и Лампреш наклонились к нему и гово-рят все сразу; около окна Морис, скрестив руки, кипит от гнева. При появлении Брюне все умолкают.
— Вы не на работе? — удивляется Брюне.
— Фельдфебель заболел, — объясняет Туссю. — Нас отослали в бараки.
— Хорошо, — говорит Брюне. — Хорошо, хорошо. И со злостью добавляет:
— Разожгите же огонь, черт возьми!
Шале внимательно смотрит на него, Брюне обращается к нему:
— Пошли поговорим.
Шале, не проронив ни слова, встает. В коридоре Брюне говорит ему:
— Дело сделано.
— Вижу, — отвечает Шале.
Они идут молча, потом Шале спрашивает:
— Он будет вести себя благоразумно? Брюне разражается смехом:
— Образцово!
Они входят к Брюне в мертвое тепло, которое больше не согревает. У Шале разочарованный вид, он поднимает воротник кителя, засовывает руки в карманы и садится. Брюне смотрит на потухшую печку, его разбирает смех.
— Тц знаешь, что у меня были контакты с товарищами? — через некоторое время говорит Шале.
Брюне вздрагивает и с жадным интересом смотрит на Шале:
— Серьезные контакты? Частые? Шале улыбается.
— Я думаю, ты лично знаешь Бюшне?
— Еще бы.
— В последний раз я его видел в понедельник. Брюне все еще смотрит на Шале, но он его больше не
видит.
— Как партия? — спрашивает он.
— В порядке, — говорит Шале. — Правда, сначала мы допустили ошибку: советское радио рекомендовало чле-нам партии не покидать пределы Парижа, но у большин-ства товарищей пробудился застарелый шовинистический рефлекс: они все же уехали, потому что не хотели иметь дела с врагом. А что в результате? «Юманите» могла бы выходить еще до прихода немцев, материал был готов, но все застряло, потому что не было персонала.
А что в результате? «Юманите» могла бы выходить еще до прихода немцев, материал был готов, но все застряло, потому что не было персонала. Теперь това-рищи на своих местах, и это превосходно.
Брюне слушает со смесью уважения и скуки: он разо-чарован. Есть вопросы, которые он хотел бы задать, но никак не может их сформулировать. Он говорит:
— Из-за арестов и повального бегства должны были произойти значительные изменения. Кто теперь в Цент-ральном Комитете?
Шале криво улыбается:
— По правде говоря, я об этом ничего не знаю. Возмож-но, там Громер. Это все, что я могу тебе сказать. Времена изменились, старина, чем меньше знаешь, тем лучше.
— Это верно, — соглашается Брюне.
У него щемит сердце. Без всякой нужды Шале откаш-ливается, потом поднимает голову и с минуту смотрит на Брюне.
— Этот Бенен, — спрашивает он, — из них? -Да.
— А Туссю? Лампреш?
— Тоже.
— Откуда они?
— Погоди-ка.
Он припоминает, потом говорит:
— Бенен — чертежник с завода «Ньом и Рон»1. Лам-преш работает на муниципальных бойнях в Нанте. Туссю — слесарь из Бержерака. А что?
— Они меня удивили.
Брюне поднимает брови. Шале добродушно ему улыба-ется.
— Они какие-то возбужденные, разве не так?
— Возбужденные? — повторяет Брюне. — Да нет, не особенно.
12е
355
Шале смеется.
— Туссю уверяет, что под бараком спрятано оружие. Он хочет взять лагерь штурмом, как только советские войска войдут в Германию.
Брюне, в свою очередь, смеется.
— Туссю гасконец, — поясняет он.
Шале перестает смеяться. Нейтральным тоном он заме-чает:
— Но остальные были с ним солидарны. Брюне достает свою новую трубку и набивает ее.
— Возможно, они немного возбуждены, — говорит он, — признаться, я этому особого значения не придаю. Но как бы там ни было, делу все эти бредни не вредят; к тому же, ребятам так легче скоротать время.
Не поднимая глаз, он продолжает усталым, всепонима-ющим тоном, который ему самому привычен:
— Они знают, что погибнут, если спасуют. Вот они и живут на нервах, они взвалили гнет времени на себя и все воспринимают немного преувеличенно. Знаешь, Шале, ведь самому старшему из них нет и двадцати пяти.